Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди - стр. 2
Это происходило в начале 1980-х годов. В то декабрьское утро я, в компании пятерых коллег, находилась в большой переговорной, скрытой в недрах Академии ФБР в Куонтико, штат Виргиния. В этом подвальном помещении, именуемом «бомбоубежище», не было ни фотографий на стенах, ни телефонов и вообще ничего, что могло бы отвлечь внимание. Единственное небольшое окошко из армированного стекла выходило в безлюдный коридор с пустующими служебными помещениями. О существовании этой части территории Академии знал очень ограниченный круг лиц. В ней располагался Отдел поведенческого анализа ФБР (ОПА), и такая обособленность служила нам ежедневным напоминанием о специфике нашей работы. Мы охотились на серийных убийц. А именно: изучали их, пытались понять их образ мысли и находили способы обезвреживать их максимально быстро. Для этого мы применяли новаторский метод «криминального профайлинга», который в то время воспринимался большинством наших коллег по Бюро с разной степенью скепсиса или пренебрежительности. Но критика критикой, а значение имеют только результаты. И мы были полны решимости доказать, что на самом деле наши подходы могут быть очень и очень эффективными.
В то зимнее утро мы собрались именно для криминального профайлинга. Накануне вечером спецагент Роберт Ресслер, срочно выехавший в Небраску, отправил факсом каждому члену небольшого коллектива отдела обзорную справку о деле. Когда ранним утром мы появились в переговорной, на столе уже лежали все необходимые материалы. Это были досье по делу, патологоанатомические заключения, показания свидетелей, рисунки художника-криминалиста, списки подозреваемых и те самые фото, с которыми я только что ознакомилась. Массив информации выглядел впечатляюще и в то же время приводил в ужас.
По крайней мере меня. Хотя я работала в ОПА уже несколько месяцев, и даже несмотря на мою ведущую роль в разработке методологии профайлинга, агенты держались от меня на расстоянии. Они не очень понимали, зачем я здесь. Да, меня пригласили в отдел в качестве эксперта по виктимологии[1] и насильственным преступлениям на сексуальной почве, и я знала, что за это меня здесь уважают, но тем не менее считают посторонней, ресурсом на самый крайний случай. Пусть я и специалист, но точно не агент. Но это наше утреннее совещание могло изменить ситуацию. Впервые меня привлекли к работе над свежим делом. Это была проверка – смогу ли я работать совместно с агентами, стать членом их сплоченного узкого круга. Впрочем, были и другие аспекты. Я была единственной женщиной в ОПА и одной из очень немногих в преимущественно мужском мире Академии ФБР. И я чувствовала, что являюсь объектом самого пристального внимания. Поэтому мне отчаянно хотелось проявить себя.