Размер шрифта
-
+

Жду, надеюсь, люблю... - стр. 17

Роман переместился от стола на диван.

– Продолжим наше импровизированное интервью. Ты задумала ревновать? Родная ты моя! Я признателен тебе за это.

– Тебя?! – бездарно изобразила изумление Марина. – К кому?! К твоей останкинской башне? Девки сказали, она похожа на шагающий экскаватор!

– Либо одно, либо другое. Твоих защитниц губит пристрастие к безвкусным сравнениям и неразборчивость в выборе метафор. А ты повторяешь чужие глупости. Свои всегда удачнее, милее и ближе. Прислушайся к доброму совету умудренного жизнью человека. Впрочем, любящие тебя подружки в чем-то и где-то правы… Ау, старик Фрейд!

Роман задумался. Марина рассматривала его с прежним наивным и неослабевающим интересом. Словно муж открылся ей с новой стороны. Даже снова показался привлекательным и загадочным. Раньше она считала, что Ромка – этот корявый валенок – не способен на измену. А вот когда он перешел, усилиями жены, в турбюро, у него появились рандевушники. Марина это чувствовала. И не платонические…

Роман всегда западал на карманных, глазастеньких, с впавшими щечками. Лохматеньких, небрежных в одежде, быстрых. Лидуся была длинная, с безупречно причесанной головой и маленькими карими, чересчур зоркими, пронзительными глазками. Старалась плавно и красиво вышагивать на высоких каблуках, прибавляя себе лишние, никому не нужные сантиметры и противную манерность. Лидочка уверовала, что так она выглядит солиднее и внушает уважение. Чем она ему понравилась? Ложная от набоек на туфельках до кончиков размалеванных ногтей. Зачем он ее так усердно окучивал? С какого перепуга?

Роман задумался и перестал обращать внимание на жену. Даже на некоторое время забыл, что она находится в комнате. Почему он вдруг прилип к Лиде? Глоток свободы…

Впрочем, и не прилип вовсе. Просто… Что – просто? Совсем не просто. Ему неожиданно стало скучно. И он испугался.

Скучно было дома и на работе, хотя деньги за красивые глаза теперь нигде не платят. Тем более в турбюро, где Роман трудился уже не первый год. Именно там тоска казалась невыносимой. Лишь бы досидеть до положенного часа. И так каждый день… Он тосковал на улице, в раздражающе общественном транспорте и возле телевизора, вид которого вообще переносил с огромным трудом. Роман внезапно обнаружил, что не знает, о чем говорить с Мариной, с сыновьями, с мамой, требующей от сына телефонных звонков с подробно-детальным отчетом о жизни как минимум два раза в неделю, с друзьями, приглашающими то в кафе, то в бассейн.

На кой ляд ему кафе и бассейны? Для чего Марина, работа и бабы? За каким фигом деньги, полезная геркулесовая каша на завтрак – жена, наконец, научилась готовить – и вредная яичница на ужин? Зачем ему березы, дожди и небо над головой? Зачем это все?! Он перестал понимать окружающее и самого себя заодно. Или никогда и не понимал. Разве когда-нибудь прежде Роман задумывался над такими дурацкими вопросами? Или не так скучал раньше, просто поэтому? Но почему он вообще начал скучать?

Страница 17