Размер шрифта
-
+

Жаждущий жить - стр. 3

– Аня, Господи, Аня! – Стук колена об пол. Максим приподнял Аню на руках и развернул к себе. Сильные, очень сильные руки, в которых полно жизни, пытались совладать с куклой. – Ань, что случилось? Почему здесь всё в крови, Ань? – На тоненькой шее болталась голова. Веки скрывали глаза от беспощадного света лампы. Закатились. Остались видны одни белки.

– Ань! Аня! Господи, да что тут…

И снова тишина. Ни пощёчины по измазанному кровью лицу, ни гула двигателей самолёта, ни криков, попыток оживить мёртвое – ничего. Муж уложил жену обратно – так, как любящий отец укладывает в кроватку заснувшую на руках дочку. Встал – на пару секунд тень от головы упала на два белых глаза. Несколько шагов. И вновь свою песню запела свидетельница самых трогательных прощаний, самых искренних признаний, посещающая людей в моменты уединения и заставляющая сердце биться чаще от страха увидеть себя настоящего; подруга убийц и умалишённых, созидательница прекрасного и награда уставшим, сейчас она могилой воткнулась посреди ванной комнаты и бесстыдно запела – она, тишина. И пение это оглушало.

Он увидел.

***

Дни, недели смешиваются в один нескончаемый день. Ночи – попытка балансировать между явью – тягучим туманом, сквозь который ничего не видно – и сном. Ничего не снится. Аня полагала, что её будут мучить кошмары, но если она и засыпает, то лишь проваливается в пустоту, откуда через секунду выныривает с больной головой… в продолжение того же дня. Боль не настолько острая, чтобы захотеть покончить с собой, и тем не менее смерть казалась сластью в сравнении с такими днями. Особенно тяжело давалось смотреть на Максима – он-то старался свои чувства не показывать, оставаться в том же расположении духа (бизнес!бизнес!), а потому выглядел ещё хуже. Но Аня ничего к нему не чувствовала, лишь ощущала тупую тяжесть, теперь не разделённую, а помноженную надвое.

Они ни разу не заговорили об Андрее. Они вообще не говорили. Единственное, однажды Максим попросил ключи от машины. С губ его стекал голос старика, никак не юноши. Может, всё забрал Андрей?

Сейчас он отвернулся. Первые ночи пытался обнимать – перестал. У него проблем со сном нет, но вряд ли они приносит ему радость и покой. Хотя бы спит… Всё те же две родинки: одна словно пытается догнать другую в погоне за шеей. Любимые родинки… В сердце Ани что-то колыхнулось. Аритмия? Возможно. Сейчас организм открыт для всех болезней.

Слабый призрак удивления уколол её, когда она увидела собственные руки, тянущиеся к спине мужа. Пальчики, тоненькие веточки, коснулись спины и заскользили по коже. Ничего. Та же пустота, бескрайнее поле, захлёбывающееся туманом, вдали теряющийся горизонт, а вокруг – ни единого звука, словно весь мир умер, а её, Аню, по какой-то ошибке оставили на трупе планеты Земля. Как и несколько лет назад, в эпоху ночных свиданий, легкомысленных порывов и обилия цветов, Аня гладила спину Максима, но вот только сейчас в животе не порхали бабочки, там – морг, в котором же сжигают удивительных насекомых, а прах их оседает на стенках горла, мешая дышать.

Страница 3