Жаждущие престола - стр. 62

, пять ведр меду патошного легкого, да пять ведр пива имбирного…» И подарок к свадьбе дочери от ясновельможного пана Юрия Мнишека – тридцать бочонков крепкого венгерского вина… «Да пива доброго сорок ведер… Да ко всему тому – сто тридцать три хлеба ситных… Еще три блюда оладий с патокой, три блюда пирогов пряженых с горохом… Три блюда со пшеном сарачинским да с вязигою… Три блюда карасей больших со свежею рыбою, со сметаной… Да пряженины, да блинов, да калачей крупитчатых…»

Но особенно странно и унизительно до бесстыдства было видеть русским боярам, что невеста после венчания снова переоделась в польское платье, сбросила кику и вольно отпущенные, черные шелковистые волосы повязала белою лентой.

Бояре только глаза пучили, глядя, как жених с невестой начали пить и есть, не скромнее, чем все веселое прожорливое застолье.

– Ну, царица простоволосая… – бурчали оскорбленно православные старики. – Это уж ни в какие ворота…

Поляки за праздничным столом, паны и паненки, юная царица, молодой царь, его близкие – вроде Басманова и еще кое-кто вели себя так, будто они сидели не в Кремле, в Грановитой палате – оплоте русских царей, а где-то в Кракове или, может быть, во Львове, где уж давно все стало польским, а Третьим Римом даже не пахло.

Опьяневший «царь» потребовал внимания и объявил на польском языке, обращаясь к гусарам, шляхтичам и другим рыцарям, допущенным к царскому столу, что жалует каждому в честь его свадьбы по сто рублей.

– Виват! – заорали гусары, поднимая кубки и чаши.

Пировали не только во дворце, но и во дворах, где были на постое прибывшие с Мнишеком поляки. Вино, водку и снедь послали и немецким рейторам. Они также не отказывались от здравиц в честь русского царя, державшего их в своей личной охране.

Народ на московских улицах тоже славил своего молодого «хорошего» царя. Однако перепившиеся поляки затевали бранные перепалки. Поносили русских, называя их уже давно запомнившимися оскорблениями «быдло» и «пся крэвь». Женщинам приходилось прятаться от грубого домогательства чужеземцев. Пьяные воины Речи Посполитой совсем не желали соблюдать вежливость, находясь в столице Московии. И часто брались за сабли, думая напугать русскую чернь. Приходилось вмешиваться стрельцам, которые едва сдерживались, скрипя зубами. Под пьяные песни гусар и жолнеров, под скачки верхом по темным улицам, под беспорядочную стрельбу в воздух город притих, будто накапливая ярость. И новый царь многим уже не казался «добрым», «справедливым», «боронителем нашим», «государем-солнышком».

Пир продолжился на следующий день. «Царь» захотел попариться в бане. Веселился, хвастался своими ночными подвигами с молодой женой, которая была после страстных объятий «чуть жива». Услышав от тысяцкого на свадьбе Скопина-Шуйского, что Мнишековское воинство очень плохо себя показало: словно город взяли «на поток» и «разграбление» – махнул рукой. Хохотал, слушая про жалобы жителей, говорил небрежно: «Да ладно, сойдет. Бог все управит. Ну, перепились панове, мать их в душу… Ничего, завтра очухаются, посмирней будут». Скопин только развел руками и замолчал.