Зеркало для России - стр. 29
Это был, пожалуй, первый опыт моего публичного чтения. Потом я часто читал свои сценарии, но вот чтения в столь сюрреалистических обстоятельствах, в каких случился этот первый опыт, уже не повторилось.
Тема «эротического искусства» в армии имела свое продолжение. Мне оставалось служить буквально месяц, все уже поднадоело, грезилась Москва, пора было ехать к Михалкову, служить совершенно уже не хотелось. Хотелось на волю! И вот один офицер, близкий друг начальника части, вдруг спрашивает: «А у тебя есть там, в городе, какие-то знакомые – порнушку какую-то достать, журналы там?» У меня были знакомые хоккеисты, баскетболисты – ну, думаю, «Плейбоя» может, не найду, но что-нибудь достану, конечно. Я даже не ожидал, какой меня ждет урожай!
Иду, и такое невероятное чувство начала новой жизни. Все вокруг очень важно! Вот сейчас что-то начнется…
Мне с утра – увольнительная. Я иду в город. Обошел всех знакомых хоккеистов, да вообще всех, кто был выездным. И за день собрал дивную коллекцию! Портфель набил «Плейбоями» и «Панорамой». Разложил все очень аккуратно, по мере возрастания «откровенности». И заканчивалась эта журнальная стопка абсолютно чудовищной порнухой. То есть 80 процентов – порнуха была жуткая. А 20 процентов было – ну, девушки топлесс там, легкая эротика. И я офицеру сую «Панораму» сначала. Самое невинное из того, что было. На другой день он подходит: «А нет чего-нибудь посерьезней?» А у меня-то все это лежит в тумбочке, в каптерке. Но я говорю: «Надо попробовать».
Мне увольнительную. Я – в город. Прихожу, уже ему «Плейбой» даю… И так по одному журнальчику в течение месяца ему выдавал. И весь месяц каждый день я ходил в город. У меня даже выработалось некое чувство благодарности к этому жанру. Дня уже не было, чтобы я в увольнение не сходил. И сослуживцы мои в казарме тоже эти журналы изучали. И никто не стуканул, что я уже для удовольствия просто хожу, а порнухой моя тумбочка в казарме набита.
Но я почему-то зарекся уйти хотя бы на день раньше, чем был призван. Словно была мистика в ощущениях какая-то. Мне очень хотелось, чтобы на мой дембель было так – не жарко, но тепло. Чтобы в мае это было. Может быть, чтобы легкий был дождичек, такой мелкий, чтобы дырочки в пыли от него… Я нарисовал некую идеальную картину своего «выхода». На свободу ведь выходишь, при всех прелестях моей конвойной жизни.
И я молил Бога, чтобы не случилось «усиления», потому что, если на зоне где-то ЧП происходит, бунт, побег или еще что, объявляется так называемое усиление. Тогда не отпускают никого. Я боялся этого больше всего, и Бог миловал…