Зеркальные числа - стр. 45

Энергия – это жизнь.

И ее надо в десятки, в сотни раз больше, чем использовала цивилизация до войны. Тут обычными атомными станциями и нефтяными топками не справиться.

Только гравитонные генераторы. Возможно, Господь специально подгадал окончание теоретических работ по превращению гравитации в энергию к этому моменту. Наутро после Армагеддона.

Море, океан, вселенная дешевой, общедоступной, универсальной энергии. Простейшее устройство генератора, абсолютная экологическая чистота.

Не хватает только одного – сибирия. Он, конечно, есть. Например, в конвекционной зоне Солнца. Или на границе земной мантии и ее жидкого ядра. Его можно синтезировать в ядерных реакторах – считанными атомами. А для гравитонных сеток нужны граммы, в масштабах все планеты – тонны.

В достижимом пространстве сибирий обнаружен только на большом астероиде Эмета. Поэтому полуживое человечество отдало последние силы, умы и средства для проекта «Феникс».

Поэтому я здесь, в тесной капсуле катера. Напротив меня возится с ремнями этот америкос, зыркает злобно сквозь блистер шлема. Я это хорошо вижу правым глазом, левый все еще заплывший.

Человечество получило шанс. На этот раз – точно последний. Шанс научиться жить вместе.

Я-то не против жить вместе. С итальянскими кастратами, с непальскими монахами, с собакообразными павианами – да хоть с сине-зелеными водорослями! Только не с этими звездно-полосатыми тварями.

Никогда не забуду девчонку на перекрестке убитого города. Счетчик радиации захлебнулся цифрами и сдох. Я втащил ее в эвакуатор.

У машины – триста миллиметров брони, противорадиационный подбой, антинейтронный надбой, полная герметизация, я – в скафандре высшей защиты. И то жгло кожу, а во рту копилась кислая слюна.

А она – в одной ночнушке, босая. Вокруг были жирный чад, щебень и стекло – или битое, или расплавленное. Пыль лежала полуметровым слоем, и каждая пылинка дышала смертью. Асфальт стал жидким, сгоревшее небо – твердым, как крышка склепа. Так и выглядит ад.

А она стояла, с чистым лицом, с белой кожей, белыми глазами. Белая кровь в бесцветных сосудах.

Я втащил ее через люк – невесомую, полуголую.

Уже мертвую.

Ее белые волосы были на крышке люка, и на сидениях, и на противорадиационном подбое. Даже через много дней, когда танк прыгал на очередном поваленном столбе, сотрясая свои бронированные кишки, вдруг откуда-то появлялся тонкий волос и плыл среди вони солярки и густого мата, плыл…

Как осенняя серебряная паутинка.

Ненавижу.

– Викинг, ответь Фениксу. Как у тебя? Тут одна блондинка машет тебе ресницами и волнительно вздымает грудь.