Земные ангелы (сборник) - стр. 15
Как я ему это намекнул, он мне сейчас и поддакнул.
– Да, – говорит, – да, эти люди плоть, а что плоть-то показывать? Ее надо закрывать. Пусть хотя не хулится через них Имя Христово в языцех.
– А зачем это к тебе, говорят, будто инородцы и до сих пор приходят?
– Верят мне и приходят.
– То-то; зачем?
– Поспорят когда или поссорятся, и идут: «Разбери, говорят, по-христосикову».
– Ты и разбираешь?
– Да, я обычай их знаю; а ум Христов приложу и скажу, как быть.
– Они и примут?
– Примут: они его справедливость любят. А другой раз больные приходят или бесноватые, – просят помолиться.
– Как же ты бесных лечишь? Отчитываешь, что ли?
– Нет, владыко; так, помолюсь, да успокою.
– Ведь на это их шаманы слывут искусниками.
– Так, владыко, – не ровен шаман; иные и впрямь немало тайных сил природных знают; ну да ведь и шаманы ничего… Они меня знают и иные сами ко мне людей шлют.
– Откуда же у тебя и с шаманами приязнь?
– А вот как: ламы буддийские на них гонение сделали; их, этих шаманов, тогда наши чиновники много в острог забрали, а в остроге дикому человеку скучно: с иными Бог весть что деется. Ну я, грешник, в острог ходил, калачиков для них по купцам выпрашивал и словцом утешал.
– Ну и что же?
– Благодарны, берут Христа ради и хвалят Его: хорош, говорят, добр. Да ты молчи, владыко, они сами не чуют, как края ризы Его касаются.
– Да ведь как, – говорю, – касаются-то? Все ведь без толку!
– И, владыко! Что ты все сразу так сунешься! Божие дело своей ходой, без суеты идет. Не шесть ли водоносов было на пиру в Канне, а ведь не все их, чай, сразу наполнили, а один за другим наливали; Христос, батюшка, сам уже на что велик Чудотворец, а и то слепому жиду прежде поплевал на глаза, а потом открыл их; а эти ведь еще слепее жида. Что от них сразу-то много требовать? Пусть за краек Его ризочки держатся – доброту его чувствуют, а он их сам к себе уволочет.
– Ну вот, уже и «уволочет»!
– А что же?
– Да какие ты слова-то неуместные употребляешь.
– А чем, владыко, неуместное, – слово препростое. Он, Благодетель наш, ведь и Сам не боярского рода, за простоту не судится. Род Его кто исповесть; а Он с пастухами ходил, с грешниками гулял и шелудивой овцой не брезговал, а где найдет ее, взвалит Себе, как она есть, на святые рамена и тащит к Отцу. Ну а Тот… что Ему делать? Не хочет многострадального Сына огорчать, – замарашку ради Его на двор овчий пустит.
– Ну, – говорю, – хорошо; в катехизаторы ты, брат Кириак, совсем не годишься, а в крестители ты, хоть и еретичествуешь немножко, однако пригоден, и как себе хочешь, а я тебя снаряжу крестить.