Земля мечты. Последний сребреник - стр. 31
Старик в свое время был машинистом – водил поезда, как он сказал, не воображаемые, а настоящие. Но ему надоело это занятие. Он жил на набережной в полузаброшенном складском сооружении, разделяя его с летучими мышами, совами и воронами. Передние помещения склада были заставлены проржавевшими механизмами, догнивающими останками разобранного луна-парка, принесенными сюда много лет назад и оставленными разрушаться под воздействием океанского воздуха.
Часть крыши провалилась, окна были выбиты или висели на петлях. Плети ежевики и плюща поддерживали наклонившиеся стены, которые представляли собой поеденные термитами оболочки не крепче бумаги, и ветер нередко свистел в термитных ходах, и эти звуки напоминали пустую музыку бамбуковой флейты. Этот человек был алхимиком, и он умирал. Судя по его виду, он, возможно, уже и умер не один раз, но был возвращен к жизни каким-то чудодейственным средством.
Они прошли по разрушенному складу в широкое пустое помещение на сваях с окнами, выходящими на океан. Через пыльное стекло окна можно было разглядеть совсем рядом со складом мостки, по которым проходили железнодорожные пути, холодный прилив, бурлящий внизу, и каменистые островки, плывущие по бухте и видимые сквозь пыльное стекло окна. Туман, казалось, вплывал внутрь в разбитые окна, а через проломленную крышу комната наполнялась влажным морским воздухом и запахом смолы, соленых брызг и засохших водорослей. Доносились сюда издалека на крыльях ветра и паровозные гудки, хотя ни Дженсен, ни Кеттеринг не могли поклясться, что это всего лишь не свист ветра в термитных ходах.
Туман, вихрящийся в комнате, плыл к затянутому материей потолку и рассеивался, как пар; все время, что они провели там в ожидании, прислушиваясь к каждому звуку, до них через сваи доносились звуки донных волн в бухте, постукивание перекатывающихся камней и раковин по прибрежному галечнику. Сочетание похожего на пар тумана и призрачных гудков вкупе с постоянным шорохом и постукиванием океана создавали впечатление железнодорожного депо. Потом (хотя вполне вероятно, что это была только игра его воображения) ему показалось, что склад – не что иное, как музей паровых машин, локомотивов, каллиоп и двигателей, и все сооружение сотрясается и постукивает на том месте, где стоит, словно в каком-то колдовском превращении само уподоблялось находящимся в нем диковинам.
Потом ветер стих, море успокоилось, туман сошел, и они снова стояли в заброшенном, пришедшем в упадок складе. В конечном счете все это было только игрой воображения. И все же позднее на той неделе, когда они вдвоем проезжали по набережной, никакого складского сооружения они там не увидели, хотя железнодорожный мостик оставался на своем месте, его сваи уходили в землю бухты и ниже линии прилива были покрыты мидиями, рачками и морскими звездами.