Земля мечты. Последний сребреник - стр. 28
А какое это имеет значение, спросил Джек, но доктор Дженсен в ответ только пожал плечами. Может, и никакого. Если подумать, то ничто не имело особого значения – ведь так? – кроме сэндвича и тарелки, с которой ты будешь его есть. Правда, и тарелка особого значения не имела. Клерки целые дни проводили, записывая какие-то цифры в столбики, потом складывали их, нередко находки, которые они делали, приводили их в волнение. Да и доктора Дженсена цифры интересовали, а его цифры были ничуть не хуже цифр клерков, а может быть, и лучше. Миграций крабов-отшельников не наблюдалось уже двенадцать лет. Другая такая возможность не предоставится еще двенадцать лет. А потому доктор Дженсен имел намерение извлечь из этой все, что можно, с прицелом на извлечение из этих сведений прибыли. Часть прошлой миграции он пропустил и с тех самых пор горевал по этому поводу.
Джек некоторое время просидел на высоком берегу, разглядывая небо над океаном. Звезды померкли, но небо по-прежнему оставалось синим, а море, теперь более спокойное, чем прошлой ночью, перекатывалось под напором маслянистого прибоя и отливало зеленым цветом бутылочного стекла. На мгновение могло показаться, что небо стало плоским, как поверхность моря, и приобрело материальность, хотя витало где-то в нескольких милях наверху. Потом, хотя ничего заметно не изменилось, небо стало казаться чудовищно глубоким, он словно смотрел в чистейшую океанскую воду, и только расстояние ухудшало видимость. Его одолевало необъяснимое ощущение, что глубины моря и неба скрывают от него какие-то подробности – что-то неминуемое, что-то выжидающее.
Доктор Дженсен сообщил, что у него такое же ощущение, в особенности в преддверии солнцеворота, приходящегося на каждый двенадцатый год. Почему его так назвали – «солнцеворот», он не мог сказать, поскольку солнце к этому, казалось, не имело никакого отношения. После своего переезда на северное побережье с целью открыть здесь практику он видел уже два таких. Каждый раз прибывал передвижной луна-парк, один и тот же луна-парк, насколько ему было известно. Проводились различные церемонии, празднования, некоторые отправляли в океанское плавание и дальше корзинки с хлебом и осенними фруктами. Рыболовы устраивали себе каникулы то ли потому, что они их заслужили, то ли потому, что во время солнцеворота им в сети попадались такие вещи, что лучше бы их в жизни не видеть.
В тех немногих лодках, что этим утром вышли в море, были новоприбывшие. Вряд ли кто из жителей деревни купил бы у них рыбу, если бы рыболовы поймали что-то такое, что им хватило бы духу сохранить. Но с большей степенью вероятности они могли поймать какой-нибудь плавучий океанский мусор – вещи, снесенные в океан на востоке после высокого прилива и так долго находившиеся в воде, что обрастали бородой водорослей и червей. Двенадцать лет назад сын таксидермиста сошел с ума, съев рыбу, выловленную в солнцеворот, и несколько дней после этого говорил голосами давно умерших жителей городка. В лунном свете