Земля и грёзы воли - стр. 15
Часть I
Глава 1
Диалектика воображаемой энергетики
Сопротивляющийся мир
…Враждебность нам ближе всего.
Рильке, «Дуинская элегия», IV
Ручной труд помогает изучению внешнего мира.
Эмерсон[16]
Диалектика твердого и мягкого повелевает всеми образами, составляемыми нами о сокровенной материи вещей. Эта диалектика одушевляет все образы, через которые мы активно и пылко приобщаемся к глубинам субстанций, ибо подлинный ее смысл может быть только в одушевлении. Твердый и мягкий — это два первых качественных прилагательных, характеризующих сопротивление материи, первую динамическую жизнь сопротивляющегося мира. В динамическом познании материи – и, соответственно, в познании динамических ценностей нашего бытия – не будет ни малейшей ясности, если, прежде всего, мы не введем два термина: твердый и мягкий. Впоследствии придет более богатый и утонченный опыт, безграничная сфера «промежуточных» переживаний. Но в материальном порядке «да» и «нет» звучат как «мягкое» и «твердое». Не бывает образов материи без этой диалектики приглашения и исключения, диалектики, транспонируемой воображением в бесчисленных метафорах, диалектики, порою инвертируемой под воздействием любопытных амбивалентностей, – и даже обусловливающей, например, лицемерную враждебность мягкости или же дразнящее завуалированное приглашение твердости. Но все же материальное воображение зиждется на первообразах твердости и мягкости. Эти образы до такой степени элементарны, что, вопреки каким бы то ни было перестановкам и несмотря ни на какие инверсии, их можно всегда обнаружить в основе всех метафор.
И вот, если верно, что воображение сопротивления, приписываемого нами вещам, наделяет первичной координацией насилие, осуществляемое нашей волей против вещей (а мы приведем этому массу подтверждений), становится очевидно, что именно в труде, к которому материя мягкая и материя твердая побуждают столь по-разному, мы осознаём собственные динамические потенции, их разнообразие и противоречия. Через твердое и мягкое мы узнаём разные виды становления и получаем весьма несходные свидетельства действенности времени. Твердость и мягкость предметов волей-неволей вовлекают нас в динамическую жизнь весьма разных типов. Сопротивляющийся мир выводит нас за пределы статического бытия, за пределы нашего существа. Так начинаются тайны энергии. С этих пор мы становимся пробужденными существами. Когда у нас в руках молоток или мастерок, мы перестаем быть одинокими, обретаем противника и какое-то дело. Сколь бы мало мы ни имели, исходя из этого факта наша судьба становится космической. «Кирпич и известковый раствор, милая Изабелла,– пишет Мелвилл,– скрывают более глубокие тайны, нежели лес и горы»