Земля 2.0 (сборник) - стр. 24
– Есть, Док. Разрешите идти?
Во мне просыпается лейтенант космофлота. Разворачиваюсь через левое плечо и грохочу магнитными ботинками к двери.
Док спрашивает напоследок:
– Как тебе Лебеди? Не правда ли, чудо?
Я улыбаюсь. Лебеди прекрасны.
Они говорили, что космофлот – это семья. Смешно. Попробовал бы я забраться на колени к дедушке-адмиралу, чтобы поведать ему свою мечту о звездах.
Флот вполне может позволить отдельные двухместные кубрики. Но нас специально держали в казарме, где десятки кадетов терлись друг о друга аурами. Сутками напролет. Чтобы стесать эти ауры до одинакового состояния. Одноцветного, без углов.
За разговор в строю – трое суток ареста. За неповиновение сержанту – трибунал и каторга на Ганимеде. Жуткие ледяные шахты без шансов выбраться.
Подъем в пять утра под вопли капралов. Пробежка в любую погоду, по снежному месиву или под дождем. Завтрак, сотни жующих в такт челюстей, пластиковые кюветы на железных столах.
Но в какой-то миг ты вдруг ощущаешь это. Когда твое дыхание, твое сердце попадает в унисон с десятком таких же. Когда грохочут берцы вытянутой ровной струной шеренги. Когда ты можешь не оглядываться, держа на плече тяжелую трубу ракетомета, – напарник зарядит и хлопнет ладонью по твоему шлему: готово.
Если не считать тренировок по рукопашному, всерьез я дрался раза три. Умывальная комната помнила сотни таких стычек. Честных: один на один. Танец по кругу, глаза в глаза. Угадать его удар и выбросить кулак на мгновение раньше. Поймать на болевой, завалившись на мокрый бетонный пол. Что оргазм против адреналиновой бури, против наслаждения победой? Тьфу, мелочь.
Да, так нас приучали любить схватку и любить побеждать. Чтобы в реальном бою грызть врага зубами ради этого ускользающего мгновения триумфа за секунду до смерти.
Несколько раз приходили письма от Аси. Бумажные, в плотных конвертах. Пара строк и рисунки. Иногда только рисунки, вообще без слов: невиданные цветы, переплетенные и изломанные. Расплывающиеся силуэты птиц в облаках золотой пыльцы. Один раз – ее фотография. Старомодная, плоская.
Она очень повзрослела. И похорошела. Синие глаза что-то говорили мне и куда-то звали. Но куда?
Через три года нас разделили: кого в пехоту, кого на штурманский факультет, кого на инженерный.
Меня вызвали к майору. Он посмотрел в мои глаза и улыбнулся.
– Неплохо, Артем. Ты сумел остаться собой. А значит, я не ошибся. Годишься в Поиск.
Про Поиск у нас трепались в курилке. Наверняка врали: никто ничего толком не знал. Дальний космос, древние корабли пришельцев, замаскированные под астероиды. Бред.