Зеленые холмы Африки. Проблеск истины - стр. 8
– С некоторыми действительно встречался, – ответил я. – С кем-то в Париже, с кем-то в Берлине.
Мне не хотелось разрушать иллюзии этого человека, поэтому я не стал рассказывать в деталях об этих «блестящих» людях.
– Они потрясающие, – солгал я.
– Как я вам завидую, что вы с ними знакомы, – восхитился Кандиски. – А кто, на ваш взгляд, сейчас лучший американский писатель?
– Мой муж, – с готовностью ответила жена.
– Понимаю, в вас говорит семейная солидарность. А кто в самом деле? Уж конечно, не Эптон Синклер и не Синклер Льюис. Кто ваш Томас Манн? Кто ваш Валери?
– У нас нет великих писателей, – ответил я. – Что-то происходит с нашими писателями, когда они достигают определенного возраста. Я мог бы попробовать это объяснить, но разговор получится долгий и вам наскучит.
– Объясните, пожалуйста, – взмолился Кандиски. – Я обожаю такие разговоры. Они самое лучшее, что есть в жизни. Игры ума. Это тебе не куду убить.
– Я еще даже не начал говорить, – сказал я.
– А я уже весь в нетерпении. Хлебните пива, это развяжет вам язык.
– Он у меня и так развязан, – возразил я. – Куда уж больше. А вот вы совсем не пьете.
– Я вообще не пью. Плохо для мозгов. В этом нет необходимости. Но рассказывайте же! Пожалуйста!
– Ну, в Америке были замечательные писатели, – сказал я. – Например, Эдгар По. Замечательный писатель, блестящий мастер композиции, но его рассказы мертвы. Были у нас и мастера риторики, они могли кое-что рассказать о живых, настоящих вещах, извлекая их из биографий людей, путешествий, ловли китов, к примеру, но все это тонет в риторике, как сливы в пудинге. Иногда встречаются куски прозы, свободные от риторики, и тогда это здорово. Такое есть у Мелвилла. Однако поклонники восхваляют его именно за риторику, а она у него не главное. А еще ищут мистику, которой просто нет.
– Понимаю вас, – сказал Кандиски. – Но риторика создается работой интеллекта, его способностью творить. Риторика – синие искры от динамо-машины.
– Бывает и так. А иногда синие искры существуют, а в чем работа динамо-машины?
– Ясно. Продолжайте.
– Забыл, на чем остановился.
– Ну уж нет. Перестаньте валять дурака.
– Вы когда-нибудь вставали до рассвета и…
– Да каждый день, – сказал Кандиски. – Продолжайте.
– Хорошо. Были еще другие, которые писали как колонисты, сосланные в Новый Свет из Англии, хотя та не была им родиной. Прекрасные люди с узкой, сухой и благородной мудростью унитариан[9], литераторы, квакеры, но не без чувства юмора.
– И кто это?
– Эмерсон, Готорн, Уиттьер и другие. Эти наши ранние классики не знали, что новая классика не обязательно похожа на ту, что ей предшествовала. Она может использовать все лучшее, что сделано раньше, помимо классиков. Все так и поступают. Некоторые писатели рождаются только для того, чтобы помочь другому написать одну-единственную фразу. Но нельзя заимствовать приемы или быть похожим на предыдущего классициста. Это табу. Все эти писатели, о которых я вам рассказываю, были джентльменами или стремились ими казаться. В высшей степени респектабельные люди. Они не употребляли слов, которыми люди обычно пользуются в каждодневной речи, тех слов, что постоянно живут в языке. Казалось, эти люди лишены плоти. Но интеллект у них был, с этим не поспоришь. Первостепенный, сухой, очищенный от примесей интеллект. Все это довольно скучно, но вы ведь сами просили меня об этом.