Зеленые холмы Африки. Проблеск истины - стр. 11

– Но тема действительно серьезная.

– Вот видите, к каким-то вещам он относится серьезно, – сказал Кандиски. – Я чувствовал, что ему не только куду интересны.

– Сейчас каждый готов отрицать важность этого вопроса, избегают даже разговоров на эту тему, а если кто-то все же пытается что-то делать, уверяют, что он ничего не добьется. А все потому, что добиться чего-то стоящего здесь очень трудно. Тут должны сойтись несколько факторов.

– Вы это о чем?

– О том, как можно писать. О том, насколько значительной может быть проза, если пишешь серьезно и тебе везет. Тут можно достичь и четвертого и пятого измерений.

– Вы действительно в это верите?

– Я это знаю.

– А если писателю такое удастся?

– Тогда ничего больше не имеет значения. Ничего важнее этого писатель сделать не может. Конечно, можно и провалиться. Но шанс на успех есть.

– Вы, наверное, говорите о поэзии.

– Нет. То, о чем я говорю, сложнее поэзии. Такой прозы еще нет. Но написать ее можно – без ухищрений и вранья. Без всего того, что со временем портится.

– А почему никто ее не написал?

– Тут много причин. Во-первых, нужно обладать талантом, большим талантом. Таким, как у Киплинга. Еще самодисциплиной, как у Флобера. Потом четким представлением о том, чего ты хочешь добиться, и совестью абсолютной, как эталон метра в Париже, чтобы не впасть в фальшь. Писатель должен быть также умным и бескорыстным и иметь достаточно сил, чтобы выжить. Попробуйте найти все в одном человеке, который к тому же смог бы противостоять всем влияниям, которым подвергается писатель. Самое трудное: ведь времени так мало – это выжить и довести работу до конца. Хотелось бы иметь у нас такого писателя и прочесть написанное им. Ну как? Не поговорить ли нам о чем-нибудь другом?

– Мне интересно вас слушать. Конечно, я не со всем согласен.

– Естественно.

– А буравчик[11] вам не поможет? – спросил Старик.

– Нет, назовите мне сначала те конкретные вещи, которые губят писателя.

Я устал от этого разговора, который уже превращался в интервью. Ладно, пусть будет интервью, и покончим с этим поскорее. Попытка втиснуть перед ланчем тысячу неуловимых вещей в одно предложение была самоубийственной.

– Политика, женщины, спиртное, деньги, честолюбие. А также отсутствие политики, женщин, спиртного, денег и честолюбия, – ответил я глубокомысленно.

– А он проясняет обстановку, – сказал Старик. – Только вот спиртное. С ним непонятно. Пьянство всегда казалось мне глупым занятием. Я считаю это слабостью.

– Глоток спиртного – хорошее завершение дня. Тут есть свои преимущества. Неужели вам никогда не хотелось изменить привычки?