Зелье забвения - стр. 13

«Скоро лето, – подумала Лидия Николаевна,– не махнуть ли мне в Грецию на пару недель? Подкоплю денег, у Пашки немного займу и махну».

Она проснулась от головной боли и от отвратительной сухости во рту. Язык словно присох к нёбу и превратился в жёсткую, наждачную бумагу. Женщина попыталась разлепить ресницы, но каждое движение гулким эхом отдавалось в затылке и висках. Но жажда заставила скинуть ноги с кровати. Она пыталась нащупать тапки, но сосуды в голове толкали кровь с такой силой, что казалось, пробьют несчастный черепок. Усевшись на кровати и обхватив голову руками, произнесла тихо:

– Йорик, бедный Йорик!

Так и не найдя тапки, с полузакрытыми глазами поплелась на кухню. Достала из шкафчика таблетку аспирина, закинула её в рот и, обливаясь, жадно запила холодной водой. В голове постепенно прояснялось. За окном стояло хмурое утро, и моросил мелкий, мерзкий дождь. На кухне в каждом углу стояли разномастные, пустые бутылки из под водки, стол залит каким-то липким, красным соком и заставлен грязной посудой. Холодильник улыбнулся белой пустой и только в углу скрючились старые овощи, и в целлофановом пакете заплесневели дряблые сосиски. Она с чувством захлопнула дверцу и села на ротанговый, уютный диванчик. Выпить нечего, пожрать тоже. Женщина встала, заварила чай. Громко отхлёбывала обжигаясь и размышляла:

«Деньги, наверное, все спустила на водку, но ничего, теперь деньги не проблема».

Проснувшись окончательно, пошарила по закоулкам кухни, за мусорным ведром, за холодильником, под столом, прошлась по шкафам в спальне, заглянула за диван и обнаружила ещё запечатанную бутылку водки. Обрадовалась про себя:

«Вот идиотка, сама от себя прячу, сижу тут в четырёх стенах одна одинёшенька, ни друзей, ни подруг, ни родственников».

Да и не хотела она никого видеть, и ни с кем разговаривать. Сейчас для комфорта душевного и телесного лучше побыть одной. Никто не должен видеть её пьяное уродство. Тем более, что завтра только чай, бульон куриный, а уж послезавтра вечером самолёт на другую родину, не историческую. Одним глотком проглотила рюмку водки и глубоко вздохнула несколько раз, чтоб унять, подступившую тошноту. По телу разлилось тепло. Забравшись с ногами на кухонный диванчик, включила музыкальный канал по телевизору и снова углубилась в воспоминания о своей то ли несчастной, то ли счастливой жизни.

Зоя росла девочкой хорошей, да вот собственно и всё, что можно сказать про хорошую девочку Зою. Она ровно училась, серо выглядела и ничем не выделялась среди сверстников. Пышечка среднего роста с широко расставленными, бездонно голубыми, и до тупости наивными глазами. Её одноклассники кипели как на вулкане– записывались в танцевальные и спортивные кружки, кто-то в музыкальную, кто-то в художественную школу, пели песни под гитару, пекли картошку на костре, ходили в многодневные походы, а позже влюблялись, писали друг другу любовные, бесхитростные записки, бегали на свидания, приглашали друг друга в кино и на дискотеки. Всё это как-то проходило мимо неё. Нет, она училась неплохо, но особенно ничего не интересовало, она не влюблялась, не плакала ночами в подушку, и домой возвращалась ровно в десять тридцать– как наказывала мама. А родительница часто отсутствовала дома и дочь в основном оставалась на попечении отца. В конце Перестройки мать быстро ухватила тему и поняла, что нужно во времена тотального дефицита. Сначала с новосибирского базара тюками таскала китайские, кружевные, женские трусики, носки, колготки, заколки для волос. В первое время сама стояла на местном рынке со своими тряпками, потом взяла в аренду небольшую площадь в крупном торговом центре, и наняла за небольшую зарплату продавщицу. Но вскоре поняла, что может обойтись без новосибирских посредников, которые торгуют трусами. В один прекрасный момент отправилась за товаром сначала в Турцию, а потом и в Грецию. Там оптом закупала кожаные куртки, плащи и изделия из ценных мехов, а это уже был другой товарооборот и другие деньги.