Здесь русский дух… - стр. 4
Наладив женские дела, слабый пол стал поднимать своих мужей и чад, а те брыкаются и бормочут во сне бессвязные слова. Пришлось кого-то обливать холодной водой, а кого сгонять веником с мягких перин.
Ох и трудно русскому мужику вставать с похмелья! Не зря же в Европе эту мужскую беду кличут не иначе, как «русской болезнью», от которой всякий «прихворнувший» лечится по-своему. Одни снимают похмелье с помощью чесночного или лукового супа, другие – горячей овсяной кашей с кислым молоком, третьи – просто кружкой рассола. Иной придет в себя только после того, как ему на голову выльют ведро ледяной колодезной воды.
Что до казаков, то в таких случаях они обычно с силой брали себя за шкирку и так держали до тех пор, пока не проходила головная боль, а то и прикладывали монетки к глазам и ждали, когда им станет легче.
Накануне старец Гермоген, бывший ярым противником пьянства, позвал к себе в келью атамана.
– Слышал, нынче на берегу собрались жечь костры. Снова будете напиваться и ругаться грязными словами? – сурово произнес пожилой мужчина, нахмурив седые брови.
Никифор улыбнулся на всю ширину своих желтых прокуренных зубов:
– Да, пропустим кружку-другую. Не без того. Купала…
Старец с укором посмотрел на атамана.
– Купала! – передразнил он его. – Да вы, казаки, из всего можете повод для пьянства отыскать. Пьете, пьете – никак насытиться не можете, а только забыли, насколько вино уму не товарищ. Пропьете ведь ум-то, чего тогда? – ворчал старик. – Ладно, празднуйте, но без мордобоя, слышишь меня? Ведь вы не можете по-человечески гулять на праздниках. Обязательно шуму наделаете. Что ж за люди такие, ей-богу! – сокрушенно покачал головой Гермоген, а потом подслеповато глянул на атамана и строгим голосом сказал: – Завтра все должны быть на литургии, ты меня понял? С вас станется. Говорю, нельзя православному человеку идти против церковных правил. Сам не забудь прийти в церковь, – предупредил старец. – Запомни: не с кого-нибудь, а с тебя люди берут пример.
Что и говорить, казаки – народ буйный, особенно в подпитии, но такими уж они, наверное, сотворены. Зато лихие и смелые мужчины!
Никифор твердо пообещал старцу обойтись на этот раз без шума, а если кто-то из его товарищей вздумает махать кулаками, то того он самолично перед всем казацким строем отстегает плетью.
…Вечерело, и на берег Амура высыпал народ. Тут были и албазинские, и из Московского государства, и пришедшие из ближних сел. Молодежь уже загодя натаскала хворост для кострищ. Теперь все ждали только темноты.
Казаки, как водится, гуляли отдельно ото всех. Подобрав по-турецки ноги, они сели кружком на траву, достали кисеты с махоркой и кремни, а потом, попыхивая трубками, стали ждать своего часа. Чуть поодаль расположились их жены и дети. Тут же двое кашеваров готовили тавранчуг – уху из разнорыбицы. Из-под крышки стоявшего на тагане большого медного котла, в котором, побулькивая, варилась уха, вырывались убийственные запахи, вызывая у казаков голодную слюну.