Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата - стр. 11
– Ну, ладно, – прервала тогда свой рассказ бабушка. – Кажется, ты голоден. Пойду приготовлю тебе пюре из кассавы[7].
После того, как она рассказала мне о луне, я другими глазами посмотрел на свою жизнь. Каждую ночь, когда в небе появлялось это светило, я выходил в сад, ложился на траву и внимательно смотрел в небо. Мне хотелось понять, почему луна так притягивает взоры и отчего люди так радуются ее появлению. С восхищением и трепетом я стал замечать разные фигуры на ее бледном лике. Иногда я различал мужской профиль с короткой бородкой и в шапочке, как у моряка. В другой раз мне привиделся дровосек с топором, а еще – женщина, укачивающая на груди младенца. Всякий раз, когда я сейчас устремляю свой взгляд на эту царицу тьмы, я снова и снова вижу те же образы, что и тогда, когда мне было всего шесть лет. И это утешает меня: значит, какая-то частица детства еще живет в моей душе.
Глава 2
…Я иду по городу, воздух которого пропитан запахами крови и обугленной плоти, и толкаю перед собой ржавую тележку. Издалека доносятся приглушенные стоны тех, чей дух в эту минуту покидает истерзанные тела. Я прохожу мимо умирающих. У многих нет рук или ног. Внутренности вываливаются из пулевых отверстий в животе или груди; мозг вытекает через уши и ноздри. Мухи до того остервенели от такого пиршества, что на лету падают в лужи крови и тонут в них. Глаза людей, находящихся при смерти, алее крови, которая сочится из свежих ран. Изможденные лица настолько худы, что кости, кажется, вот-вот прорвут тончайший покров кожи. Мои драные крейпсы насквозь пропитаны кровью. Она ручьями стекает с коротких штанов цвета хаки, которые на мне надеты. У меня ничего не болит, и я не могу понять, ранен ли я. За спиной я ощущаю тяжесть и тепло разогревшегося на солнце металла – это автомат «АК-47». Когда же я последний раз стрелял из него? Мой мозг будто бы пронзен иглами, что-то мешает сосредоточиться. Я с трудом различаю, день сейчас или ночь. В моей тележке чей-то труп, завернутый в белую простыню, но я не знаю, почему везу на кладбище именно это тело.
Дойдя до места захоронения, я с трудом поднимаю труп. Такое впечатление, что он сопротивляется. Из последних сил тащу его на руках, подыскивая подходящее место для захоронения. Тут появляется боль. Она пронизывает каждую клеточку от самых ступней, поднимается вверх по позвоночнику, так что невозможно и шагу ступить. Я падаю на землю в обнимку с мертвецом. На простыне проступают багровые пятна. Устроив тело на земле, я начинаю медленно разматывать саван снизу. От ног до шеи вся плоть изрешечена пулями. Одна пробила кадык, так что в горле зияет дыра.