Завтра всё наладится - стр. 4
– Да, не откажусь. Спасибо, ― вздохнув, невестка встала и вернулась к зеркалу.
В детской, негромко, оглянувшись на дверь, Юра спросил сестру:
– Зинка, ты что лежишь?
– Мне кажется, я заболела…
– Этого ещё не хватало, ты что, маму не видела? Держи градусник, быстро. Меряем и бежим. Сейчас бутер тебе принесу. Какое платье достать?
– Не надо платье, можно я дома останусь?
– Значит, синее будет. Давай-давай, засовывай под мышку, знаю, что холодный. Если 38 наберешь ― останешься. Но лоб у тебя не горячий, так что особо не надейся.
Зевая, из соседней комнаты вышел в коридор помятый Сережа, привычно пригнувшись под люстрой. Как и сын, он обошел Наталью по стеночке, та же, выплеснув все эмоции, сосредоточенно оттирала бордовый с губ.
– Мам, привет, ― упал Сереженька на табуретку в кухне. ― А где-то ещё оставалось…
– Никакого пива, ― понизив голос, твердо ответила Тоня. ― Чай почти заварился.
Заглянул Юрка, стащил со стола два бутерброда, без улыбки кивнул отцу и вернулся к сестре.
– Почти тридцать семь, смотри! ― подняла голову Зина.
– Не считается, вставай давай. Ешь.
– А зубы почистить?
– Там снова теть Маша. Сначала оденешься, потом умоешься перед выходом. Давай, косы тебе заплету. Осторожно, крошками кровать не засыпь, сама потом ворочаться будешь.
Поникшая Зина дотянулась до книги и успела перелистнуть страниц двадцать, пока брат справлялся с её волосами. Обычно кудри до поясницы распутывала Соня, но в последнее время между учебой и работой она по утрам ничего не успевала.
Грохнула дверь ванной, на кухню выкатилась раскрасневшаяся Маша в одном полотенце.
– Ну что, братец, как утречко твое?
– Машка, не ори.
– Ладно-ладно, молчу. Осталось масло ещё? А яйца куда подевались…
Называть Сережу братом Маша любила, но не уточняла степень близости их родства. Маша была дочерью двоюродного брата Игоря Семеновича, скончался тот уже лет десять как. Познакомились «брат с сестрой» всего месяца три назад, когда Машка с мужем Геной позвонили в дверь московской квартиры, приветственно помахав чемоданами.
Наталья вернулась на кухню через десять минут, посвежевшая, с накрашенными заново глазами, на этот раз менее броско ― золотыми и бежевыми тенями, и в рабочем синем, в цвет дочкиному, платье, которое успело высохнуть после вчерашней генеральной Тониной стирки. В чем же она тогда ночью работала? Утром Тоня видела невестку только в домашнем наряде. Неужели в той черной тряпочке с блестками, не прикрывающей колени, её на работу пустили?
– Дети, выезжаем, ― крикнула Наталья, не оборачиваясь, уже без особой злобы в голосе, и достала из холодильника питьевой йогурт со злаками и малиной. Муж зыркнул на неё из-за чашки чая, Наташа ответила ему столь ехидным взглядом, что оставалось только язык показать для завершения чистой эмоции. ― И тебе уже пора, небось. Глаза продрал наконец?