Завтра наступит вечность - стр. 22
От ругани в свой адрес мне чуть-чуть полегчало, и я понемногу перешел к более насущным вопросам. Я находился в плену, это было очевидно. Но у кого?
Мысли о тайной базе террористов или о подпольной лаборатории по производству наркотиков пришли, а точнее, вернулись в первую очередь. Правда, огромный зал, над которым меня тащили по балкону, вполне сошел бы за цех большого завода, а не какую-то там лабораторию. Как видно, дело у них поставлено на широкую ногу… Вот только какое дело? И у кого «у них»?
Второе: кто бы они ни были, им нужен не я. Лучше даже сформулировать так: я им не нужен. Я просто случайно попал куда не следует, как тот пьяненький бич, которого я когда-то направил на опохмел в приемную директора… Того бича, разумеется, выпустили, предварительно помурыжив как следует, – вот и меня мурыжат. Короче говоря, это никак не похищение человека с заранее обдуманным намерением. Я не заложник и не взят ради выкупа – много чести.
В конце концов, разве с меня не сняли наручники? Разве меня приковали к отопительной трубе? Или бросили в клопиную яму? Разве по моей просьбе мне не дали одеяло, правда, тощее, и подушку, правда, поролоновую? Не видно никаких признаков того, что меня могут привязать к топчану и водрузить на живот электроутюг. Хотя, если разобраться, какой в этом практический смысл? Никакого, если, конечно, у них тут не курсы повышения квалификации садистов…
Нежелательный свидетель – вот я кто. Увидел то, что мне видеть не следовало. Не нужно быть гением-самородком, чтобы догадаться, как поступают с нежелательными свидетелями. «Он слишком много знал»…
Вывод мне не понравился, но сколько я ни пытался утешить себя, ища другое объяснение своему заточению, получалось неубедительно. С другой стороны, если меня до сих пор не убили, значит, надежда еще есть. О каких таких вариантах толковали те четверо, решая мою судьбу, словно я чурка неодушевленная? О каком отсрочивающем вето говорила Эвелина? На сколько дней мне дана отсрочка?
На четвертый день мне стало легче. После завтрака я встал, подавил приступ тошноты, переждал головокружение и впервые пересек мое узилище, не держась за стену. Спустя полчаса отдыха я повторил то же упражнение и убедился: ходить могу. Думать тоже. Стало быть, мне пора задуматься над тем, как отсюда удрать. Отсрочка отсрочкой, но никакие отсрочки не вечны – это раз, и неизвестно, чем кончится дело – это два. Можно надеяться выиграть в лотерею, но глупо строить на этом расчет. Я не из тех, кто ставит на карту жизнь, если можно этого избежать.