Завтра была война… - стр. 8

Вот Искорка ни за что на свете не стала бы танцевать перед зеркалом в одних трусиках. И когда Зиночка подумала об этом, то сразу начала краснеть, пугаться, что Искра заметит ее внезапный румянец, и от этого краснела еще неудержимее. И вся эта внутренняя борьба настолько занимала ее, что она уже не слушала подругу, а только краснела.

– Что ты натворила? – вдруг строго спросила Искра.

– Я? – Зиночка изобразила крайнее удивление. – Да что ты! Я ничего не натворила.

– Не смей врать. Я прекрасно знаю, когда ты краснеешь.

– А я не знаю, когда я краснею. Я просто так краснею, вот и все. Наверное, я многокровная.

– Ты полоумная, – сердито сказала Искра. – Лучше признайся сразу, тебе же будет легче.

– А! – Зиночка безнадежно махнула рукой. – Просто я пропадушка.

– Кто ты?

– Пропадушка. Пропащий человек женского рода. Неужели непонятно?

– Болтушка, – улыбнулась Искра. – Разве можно с тобой серьезно разговаривать?

Зиночка знала, чем отвести подозрения. Правда, «знать» – глагол, трудно применимый к Зине, здесь лучше подходил глагол «чувствовать». Так вот, Зиночка чувствовала, когда и как смягчить суровую подозрительность подруги. И действовала хотя и интуитивно, но почти всегда безошибочно.

– Представляешь, Саша – с его-то способностями! – не закончит школу. Ты соображаешь, какая это потеря для всех нас, а может быть, даже для всей страны! Он же мог стать конструктором самолетов. Ты видела, какие он делал модели?

– А почему Саша не хочет пойти в авиационную спецшколу?

– А потому что у него уши! – отрезала Искра. – Он застудил в детстве уши, и теперь его не принимает медкомиссия.

– Все-то ты знаешь, – не без ехидства заметила Зиночка. – И про модели, и про уши.

– Нет, не все. – Искра была выше девичьих шпилек. – Я не знаю, что нам делать с Сашей. Может, пойти в райком комсомола?

– Господи, ну при чем тут райком? – вздохнула Зиночка. – Искра, тебе за лето стал тесным лифчик?

– Какой лифчик?

– Обыкновенный. Не испепеляй меня, пожалуйста, взглядом. Просто я хочу знать: все девочки растут вширь или я одна такая уродина?

Искра хотела рассердиться, но сердиться на безмятежную Зиночку было трудно. Да и вопрос, который только она могла задать, был вопросом и для Искры тоже, потому что при всем командирстве ее беспокоили те же шестнадцать лет. Но признаться в таком она не могла даже самой близкой подруге: это была слабость.

– Не тем ты интересуешься, Зинаида, – очень серьезно сказала Искра. – Совершенно не тем, чем должна интересоваться комсомолка.

– Это я сейчас комсомолка. А потом я хочу быть женщиной.