Завтра будет лучше - стр. 19
– Она все рассчитала! Я только на секунду отвернулась, а ее уже и след простыл!
– Все дети хоть раз в жизни теряются. Всем иногда хочется убежать.
– Мне никогда не хотелось, – заявила Фло. – Я думала о матери и не огорчала ее.
– Вот только не начинай про свою мать!
– Это почему же? Я тебе вот что скажу: если есть на небе святые, то моя мама среди них.
– Ладно, – сказал Хенни, – ладно!
Он взял газету, снова раскрыл ее на первой странице и аккуратно свернул. Каждый вечер Хенни надеялся избежать ссоры, и каждый вечер напрасно. Он старался не говорить ничего такого, что могло распалить Фло, но без толку. Без толку! В этой женщине сидел какой-то бес, которому непременно нужно было постоянно кого-нибудь поддевать, осаживать, затыкать за пояс. По-своему, как бы ощупью, разобрав положение дел, Хенни давно пришел к выводу, что для Фло ссоры заменили любовные утехи. Поэтому ему оставалось лишь удовлетворять эту ее потребность.
– Ладно, – повторил он. – Теперь ты послушай меня: если твоя мать и сделала в жизни что-то толковое, то это когда она легла и померла.
Фло беззвучно раскрыла рот, как будто на нее вылили ведро ледяной воды. Глубоко уязвленная, она попыталась защититься, приняв горделивый вид.
– Если бы не моя мать, меня бы сейчас здесь не стояло!
– А я был бы счастливым человеком.
– Вот оно как? – усмехнулась Фло.
– Еще бы! Мне не пришлось бы всю жизнь маяться за то, что твой папаша спал с твоей мамашей.
– Ах ты грязный… – Фло затряслась. – Да моя мать, святая женщина, никогда…
– Ага. Она нашла тебя в капусте.
– Здесь ребенок! – Фло предостерегающе указала на Марджи, забившуюся в угол.
– Все равно ей придется узнать, – пробормотал Хенни, но ему стало стыдно за свои слова.
– Мало того, что она на улице слушает всякие гадости, так еще и в родном доме должна?
– Вот это ты называешь домом?
– А я виновата? Я пытаюсь создать уют, целыми днями стираю себе пальцы…
– …до костей.
– А все вечера сижу и пялюсь…
– …в стенку, – процитировал Хенни устало.
Муж и жена заговорили быстрее и еще более разгоряченно, прерывая друг друга. Казалось, они разыгрывали надоевшую пьесу, где каждый актер так затвердил текст, что запросто сыграет роль партнера.
Вскоре их слова вообще утратили всякий смысл. Значение имела только ярость, заключенная в тоне. Марджи дрожала от страха. Ей хотелось выбежать из своего угла и где-нибудь спрятаться, но она боялась привлечь к себе внимание.
Наконец вмешались соседи, которые поначалу слушали с интересом, но потом заскучали – этот диалог им уже приелся. Те, кто жил сверху, затопали ногами, требуя тишины. Те, кто жил снизу, забарабанили в потолок черенком метлы. Через двор донеслись крики жильцов дома на Грэнд-стрит: