Завораш. Разделение ангелов - стр. 53

Наверняка все окна на парадной стороне и смотрят на улицу. Но даже здесь стоило быть осторожным: суда по запаху, именно здесь местные жители избавлялись от содержимого своих ночных горшков.

– Эй, ты! Оборванец! – Раздалось внезапно сзади, – Стой!

Спитамен прибавил шагу. Ему не было нужды оборачиваться, чтобы услышать удары тяжёлых сапог, скрип кожаных ремней и глухие удары опоясывающих ножны металлических колец.

– Стой, кому говорят!

А затем все прекратилось – и топот, и скрип кожи, и металлическое позвякивание. Спитамен ускорил шаг, надеясь свернуть за поворот раньше, чем один из солдат сумеет взять прицел. Затем побежал. У него за спиной щёлкнуло, словно кто-то взвёл курок.

А затем раздался выстрел.

Это сон? Он спит?

Иначе как объяснить, что он вновь оказался дома, а вокруг хлопочут слуги?

Жизнь в поместье номарха никогда не останавливается – ни днём, ни ночью. Поэтому солнце за окном или луна – открыв глаза, можно увидеть одну и ту же картину: слуги готовят смену одежды, зажигают или гасят свечи, убирают остатки еды или наоборот, несут новые перемены блюд. Слуги – вот кто истинные хозяева этого дома.

Спитамен едва не рассмеялся этой мысли. И как это не приходило ему в голову раньше? Ведь в доме есть куча мест, где он ни разу не бывал, даже не заглядывал. А знает ли он как далеко простираются владения номарха? Все это когда-то будет принадлежать ему, если…

Если…

Внезапно он вспомнил падение в воду, выстрелы, свой визит в галантерейную лавку и все то, что произошло потом.

Это тоже сон?

Может ли быть так, что он спит в удобном кресле на террасе отцовского дома, в изголовье стоят пара слуг с опахалами, а рядом – поднос с охлаждённым вином. Достаточно лишь протянуть руку.

– Эй, ты!

Спитамен открыл глаза. И тут же закрыл их. То, что он увидел, не понравилось ему.

– Эй!

Кроме самого Спитамена, в комнате находились двое. Тот, что сидел напротив, был высоким и тощим. Это был обладатель самых шикарных волос, что Спитамену доводилось видеть. Густые и белокурые, они спускались ровными прядями по обеим сторонам лица правильной формы. Глядя на него, можно было предположить, что оно принадлежит аристократу с исключительно правильным воспитанием. Казалось, выражение вежливой скуки никогда покидало его лица.

Другой был ему полной противоположностью. Коренастый и широкоплечий, он едва помещался в нагрудник из свиной кожи и стальные наручи, из которых выглядывали огромные мясистые ладони. Его лицо было под стать фигуре: тяжёлое, изрытое оспинами, покрытое следами многочисленных потасовок.