Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю - стр. 48
Тем временем Паулу да Гама справился у индийцев-заложников насчет личности этого человека. Они сказали, что это пират, пришедший, чтобы напасть на них. Загадочного венецианца схватили и выпороли. После трех или четырех допросов он признался в обмане и сказал, что неподалеку собирается флотилия для очередной атаки, но ничего более выпытать у него не удалось.
На побережье начинало припекать. Да Гама понимал, что вскоре в Каликут потянутся торговые суда с Аравийского полуострова, которые всегда останавливались на Анджедиве набрать воды. Время поджимало. Корабли, кроме «Рафаэла», были отремонтированы, запас воды пополнен, с помощью местных рыбаков собрано достаточно корицы. Под конец да Гама с презрением отказался возвращать рыболовное судно, которым они пользовались, хотя капитан предлагал ему деньги. Он заявил, что не собирается продавать его, но сожжет, как принадлежащее врагу. Подобная жесткость и впредь будет характеризовать все действия португальцев.
5 октября корабли вышли в море. Загадочного венецианского шпиона да Гама прихватил с собой – на всякий случай. А штурмана достать не удалось. Никто из знакомых с муссонами не решился бы плыть в это время на запад. Неизвестно, осознавал ли да Гама, что это ужасная ошибка, но, так или иначе, выбора у него не было. Через 600 миль «венецианец» сделал еще одно признание: богатый господин, на службе которого он состоит, – это султан Гоа. Его послали, чтобы он оценил возможность захвата кораблей и экипажа, ибо султан хотел использовать португальцев в вой нах против соседних правителей. Это открывало новый для да Гамы, интересный аспект в политике Западной Индии, которым впоследствии воспользуются европейцы, а также обозначало региональную важность Гоа. «Венецианец» между тем продолжал поражать откровениями. Оказывается, он был польский еврей, жертва погромов в Центральной Европе, сменивший за время своих странствий немало имен. И к моменту прибытия в Португалию он обрел еще одно: его крестили и назвали Гаспар да Гама.
Обратный путь через Индийский океан напоминал ночной кошмар. Автор дневника лишь скупо сообщает о выпавших португальцам испытаниях – в основном им досаждал штиль, сменяющийся штормовым ветром. Но реальность трехмесячного заключения в открытом море сквозит между строк. Встречные и переменные бризы гнали их обратно, в штиль корабли по многу суток стояли без движения под раскаленным небом. Люди дрались за каждый клочок тени под вялыми парусами. Дерево необходимо было все время поливать, храня от пересыхания, дабы корабли не пришли в негодность. Жажда и голод терзали команду. Вернулась цинга. «У наших людей снова распухли десны, и они не могут есть, – пишет хроникер. – Ноги тоже распухли, как и прочие части тела. Несколько человек уже умерли». Такая же судьба постигла высокородных заложников, поскольку законы касты запрещали им принимать пищу, пить и спать, находясь в океане. Мертвецы с тихим всплеском, под бормотание священника, отправлялись на дно морское, а живым оставалось лишь ждать своей очереди. «Тридцать человек унесла цинга, как и ранее, и в каждом экипаже осталось только по семь-восемь членов, способных направлять корабль. Люди совсем распустились, от дисциплины не осталось и следа», – сдержанно резюмирует хроникер, хотя положение отдает бунтом. Наверное, раздавались призывы вернуться в Индию. Может быть, назревал заговор. Было решено поворачивать, если ветер не изменится, ибо все понимали: еще две недели – и решение принять будет некому.