Завоевать сердце гения - стр. 10
Я не вижу чертового гения. Маккамон стоит позади и немного левее. Так что надеюсь, мои крепко сжатые ягодицы сохранят в секрете хоть какую-то мою изюминку.
— Вы подписали у Эйзенхауэра соглашение о неразглашении, мисс Стоун?
И мы снова вернулись к «вы». После увиденного. Невероятно! Почему-то кажется, что это плохой знак.
Вру и глазом не моргнув:
— Конечно!
Лежу перед ним голая, а мой эксклюзивный материал только начал проклевываться. Черта с два я сейчас признаюсь в обмане.
Нужно идти дальше. Чтобы материал был действительно эксклюзивным.
— Эйзенхауэр сказал, что будет входить в ваши обязанности?
Вздрагиваю — его пальцы касаются моих щиколоток. Руки шероховатые, на пальцах мозоли от кистей. Он медленно ведет вдоль ног от щиколоток до самых ягодиц и там замирает.
— Я задал вопрос.
— Правда? — не могу сдержать стон разочарования. — Кажется, вам придется его повторить.
Маккамон находит чувствительное местечко под коленями и принимается медленно поглаживать кожу пальцами. Все силы уходят на то, чтобы не развести ноги и позволить ему касаться меня везде, где ему только заблагорассудиться.
Именно такой была моя реакция на такие интимные поглаживания, начиная с восемнадцати лет. И только теперь приходится изо всех сил жать на тормоз, не позволяя возбуждению вскружить голову.
Маккамон убирает руки и обходит стол, на котором я лежу голая, а еще пару минут назад он спокойно завтракал.
Дразнится? Изводит? Присматривается, какой бы кусочек поаппетитней отрезать?
Замер с правой стороны. Провел руками вверх по ягодицам к пояснице, спине и остановился на плечах. Медленно убрал с них мои волосы, обходя при этом стол.
И остановился прямо перед моим лицом, словно ожидая чего-то.
Мое внимание приковал его пах, который оказался вровень с моими глазами, — ага, нормальная мужская реакция на голое женское тело.
Это лестно, но мне нужно больше скандалов, больше. Ну же, Роберт!
Приподнял мое лицо за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.
— Зачем вы лжете? Вас ведь прислал не Эйзенхауэр, мисс Стоун, — сказал он. — Неужели вам не страшно?
Страшно? Да черта с два я признаюсь, насколько сейчас далека от ужаса.
— А кто ж еще? Конечно, меня прислал Эйзенхауэр! — хлопаю в ответ ресницами.
— И как же его зовут?
Черт.
— А он не представился.
Маккамон улыбнулся. Действительно улыбнулся широкой открытой улыбкой, как при встрече с соседом утром на лужайке. Умеет все-таки. Не разучился.
Лицо его при этом изменилось невероятно. Черты сгладились, цвет глаз стал напоминать ясное небо летним днем.
Он снова оставил меня, обошел вокруг и, остановившись возле моих ступней, провел руками по внутренней стороне бедер, замерев в миллиметре от горячей точки.