Завещание поручика Зайончковского - стр. 15
Женя, хоть и была еще мала, но подумала: «Глупый какой вопрос!»
А Спиваков задумчиво так, медленно отвечает, что если бы он знал, что такой ценой можно было бы дать нормальную жизнь, возможность развития всем детям России, то – да. Ради этого можно пожертвовать своей музыкой. И добавляет еще медленнее – «И жизнью».
Женя хорошо помнила, что на этих словах у нее сами собой полились слезы, и она скорее убежала в свою комнату, чтобы мама и бабушка не увидели.
– Ну, поехали дальше, – заторопился Федя, энергично потрепав напоследок Тосю за мягкие уши.
А Женя вежливо спросила:
– Можно я послушаю?
Федя милостиво кивнул головой.
– Вот статья 20, часть первая – «Каждый имеет право на жизнь». Ну, я на этом даже останавливаться пока не буду. Я уже давно понял, что у нас эту статью вообще никто почти не понимает.
– Как это? – поразилась Женя. – Вроде понятно…
– Тебе, может, и понятно. А другим непонятно. Они считают – зачем ребенку-инвалиду жить на свете?.. У нас полстраны, по-моему, думают, что человек должен доказать свое право на жизнь… В нашем селе – кого ни спрашивал… Ну, я сказал – про это я сейчас не буду, сложно очень объяснять. Зато следующую статью должен каждый знать, хотя в нашей стране она и не соблюдается вовсе. Но если знать – то можно требовать, чтоб соблюдали. А если никто ее знать не знает, она и соблюдаться никогда не будет.
В общем, слушайте: «Статья 21, часть первая. Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления». И еще, Мяч, – часть вторая: «Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию…» Понятно?
Мячик молчал подавленно. Все было непонятно, а признаться стыдно. Потом выдавил неуверенно:
– Как это – «охраняется государством»? Чего охраняется-то? Меня, что ли, милиция охраняет?..
А Женя сказала:
– Про эту статью, когда я читала Конституцию в прошлом еще году, то думала так: это значит, что милиционер или какой-нибудь другой представитель власти не может нас унижать – ну и, конечно, подвергать пыткам.
– Правильно, – сказал Федя. – Тут и про это как раз.
– Ну а когда мне мама Олега рассказала, как его в милиции пытали – чтоб сознался в том, чего не делал… Я, конечно, вспоминала эту часть вторую статьи – запрет на пытки. Эти милиционеры еще ответят за все, увидите. Но вот эта часть первая, Федя, – она не о том оказалась, про что я, например, думала. Мне мой папа объяснил вот эти слова – «охраняется государством»… Я их неточно все-таки понимала.