Завещание - стр. 8
Рак.
Четвертая стадия.
Ему оставалось жить несколько месяцев. Единственное, что на это ответил Тагаев:
– Надо успеть.
Но что успеть? Никто понять не мог.
Я подумал, что он будет приводить дела в порядок и составлять завещание. Хотя кому все завещать? Последней любовнице? Она была тупа как пробка. Да, тело там было выше всяких похвал. Но красивого тела мало для того, чтобы унаследовать многомиллионную империю.
Тем не менее Руслан удивил. Он оставил все дела на управляющих, выключил телефон и пропал на несколько месяцев.
Тем утром я был в офисе и в последний раз проверял все документы по делу, которое сейчас вел. Я давно уже стал самостоятельным и независимым от Тагаева. Он, конечно, дал моей карьере головокружительный старт, но очень быстро отправил в свободное плавание. Оставшись при этом моим близким другом.
Сигнал интеркома отвлек.
– Да? – ответил я, нажав на кнопку.
– Роман Дмитриевич, вам тут срочный звонок, – отвечает мой секретарь.
– Мариночка, я же просил меня ни с кем не соединять, – почти раздражаюсь я, но не успеваю до конца прочувствовать эти эмоции, поскольку секретарь перебивает меня:
– Это по поводу Руслана Дамиановича.
– Немедленно соедини!
И она соединяет. Звонили из Мюнхена. Из закрытой элитной клиники для онкологических больных. Отложив все дела и отменив встречи, я первым же рейсом вылетел в Германию.
От Руслана осталась только тень. Черные кудри осыпались, оставляя гладкий череп, щеки впали, под глазами залегли глубокие серо-фиолетовые впадины. Он не был похож на себя. И мне, мужчине, который считал себя сильным и стойким, захотелось заплакать. Потому что просто видеть его таким было больно.
Но даже сейчас от него веяло силой. Взгляд был спокойным. Он давно со всем смирился. Было даже похоже, что он рад тому, что не придется больше жить без нее…
И там, в Мюнхене, в закрытой элитной клинике для онкологических больных он все мне о ней рассказал. Рассказал их историю. Говорил он долго, несколько часов. А я слушал его с замершим сердцем. И даже боялся дышать, чтобы, не дай бог, обозначением своего присутствия сбить этот наполненный эмоциями рассказ, больше напоминающий последнюю исповедь. Потому что таких чувств не ожидаешь от скалы, которой являлся этот несгибаемый человек. О таких чувствах пишут в эпических романах. О них снимают оскароносное кино. Но в жизни такого быть не может. Так думал я, пока не услышал историю своего друга.
Руслан всегда умел говорить. Его заслушивались. Его цитировали. Но сейчас он не старался произвести впечатление. Ему уж точно было все безразлично. Но только не она. До самого последнего вздоха.