Завещание 2. Регина - стр. 60
Когда я дочитывала пятьдесят четвертую страницу романа Джеймса Кана «Индиана Джонс и Храм судьбы», дверь на кухне наконец скрипнула как раз на том моменте, где «…дальняя дверь, за которой он стоял, и утопленные в потолок клинки опять начали опускаться. Индиана схватил Уилли за руку и потащил за собой. Они пронеслись через помещение, и он толкнул ее в еще оставшийся проход, а затем прыгнул сам». Движение дверей совпало, и я вздрогнула.
Дверь в мою комнату была открыта, поэтому я, отложив книгу, на цыпочках подкралась ко входу и затаилась так, чтобы меня не было видно.
– Что ты делаешь? – услышала я шепот мамы. – Регина нас услышит.
– Пусть не только слышит, но и видит! – громким шепотом заявил папа. – Я так долго ждал, что сейчас готов кричать, – но вместо крика раздался приглушенный звук поцелуя. – Я хочу, чтобы все знали, что ты моя.
Я широко улыбнулась. Ну наконец-то!
– Ты с ума сошел? – возразила мама все тем же шепотом.
– Да, давно. И тебе это прекрасно известно.
Звуки поцелуев раздались вновь.
Я не выдержала и выглянула в прихожую. Папа обеими руками прижимал маму к себе и даже вдохнуть не позволял. Их поцелуй был настолько глубоким, что казалось будто он ее съест. Она же упиралась ему в грудь кулачками, словно собиралась оттолкнуть, но на самом деле с не меньшим рвением отвечала на поцелуй.
Илья целовал меня не так. Я, почему-то сразу это поняла. Страсть, которую я сейчас наблюдала, была смешана с нежностью и с бесконечным обожанием. В страсти Ильи была лишь похоть. Оголенная и бесстыдная. Он выставлял ее на показ и меня вместе с ней. Не было в этом ничего сокровенного. Никакого таинства.
То, что я видела сейчас было похоже на голод. На голод не по плоти, а по человеку. В целом! На страсть без похоти, но с желанием. С желанием, которому невозможно противиться. Желанием, которое порабощает. Но становясь рабом, ты получаешь возможность подняться в невесомость, продолжая вдыхать полной грудью.
Папа прижимал маму к себе сильно, но так бережно, словно она была статуэткой из самого хрупкого стекла. Будто, если он чуть сильнее вздохнет рядом с ней, она рассыплется. А ему так хотелось уберечь ее. От всего на свете. И я была за маму спокойна, потому что понимала, этот человек убережёт ее от всего.
Как бы мне не хотелось их прерывать, но, чтобы нечаянно не стать свидетелем чего-то непотребного, я решила обозначить свое присутствие, наступив на скрипящую доску в полу. Как только раздался этот тихий звук, мама тут же, словно ошпаренная, отскочила от папы, и залилась краской, словно школьница, застуканная в объятьях преподавателя. Он же укоризненно посмотрел на меня.