Завещание 2. Регина - стр. 55
Да, такие мужчины – редкость. И почему только мама этого не понимает…
В аэропорту меня встречала неизменная статуя медведя и, улыбающийся во все тридцать два, Килим Ярашевич.
Я, наплевав на любые приличия, бросилась к нему на шею на глазах у всех прибывших и встречающих:
– Папа!
– Малая.
Его огромные руки сжали меня в медвежьих объятьях. И именно в этот момент я почувствовала себя дома. Запах родного человека, непревзойденное чувство защищенности и понимание, что тебя ждали и тебе рады.
– Как ты тут? – спросила я, когда мои хрупкие косточки перестали сдавливать в тисках.
– По-стариковски, – ответил этот верзила, которому и сорока-то не было.
– Ты так говоришь, словно ты глубокий старец, – рассмеялась я.
– Знаешь что? Вот доживешь до моих лет, поймешь.
Так, шутливо пререкаясь, мы дошли до его машины. Вещей со мной почти не было, ведь именно за ними я и прилетела. К тому же всего на пару дней.
– Надолго? – спросил Килим Ярашевич, выруливая со стоянки.
– Нет, – грустно улыбнулась я. – Соберу теплые вещички и назад.
– Ну, рассказывай, как жизнь московская? Небось, парни за тобой косяками увиваются. Вон, красавица какая.
– Скажешь тоже, – покраснела я, поправляя съехавшую на глаза шапку. – Никаких косяков нет. Есть только один.
– Так, – протянул он. – А это уже интересно.
– А ты разве ничего не знаешь? – удивилась я. – Тебе мама не рассказывала?
Лицо дяди Килима ту же посуровело. С него моментально слетела вся веселость, а из глаз пропал задорный блеск.
– Что-то случилось? – насторожилась я.
– Нет, малая, ничего нового.
– Тогда что с лицом?
– Регина, ты же взрослая девочка и все прекрасно понимаешь. Неужели я должен тебе объяснять прописные истины?
– Поругались? – догадалась я.
– Нет, – грустно улыбнулся он. – Это сложно объяснить. Но я устал. Я столько лет ждал, добивался, что-то доказывал. Я почти превратился в евнуха. Забыл про гордость. Забыл обо всем. В голове только она. Я люблю ее! Но я не могу биться головой о каменную стену вечно. Она вымотала мне всю душу. Я больше не могу. Поэтому хочу, чтобы ты узнала об этом от меня, а не от кого-то другого. Мы с твоей матерью больше не общаемся.
– Давно? – почти шепотом спросила я, голос от эмоций охрип.
Мама и дядя Килим были для меня неким ориентиром. Аксиомой. Своеобразная данность. А сейчас эта данность рассыпалась, словно красивый песчаный замок, смытый прибоем.
– С самого твоего поступления. Вот, как вернулись из Москвы, так и не виделись. Я тогда предпринял последнюю попытку. И сам себе дал зарок, если и в этот раз она меня развернет, то на этом все. И она, как ты думаешь, что? Правильно! Развернула!