Завещание 2. Регина - стр. 3

И Руслан…

При мысли о нем… О том, что его больше нет… Словно пожар в груди разгорелся. И такой болью во всем теле полыхнуло. Словно мне вкололи магнезию, одновременно ударили током, а в каждую часть тела по ножу воткнули. И тело это совсем умирать не собирается, дабы облегчить мне все эти муки. Нет, оно продолжает жить. Жить и чувствовать эту боль. Что не поддается объяснению и в голове не укладывается. А лишь сердце разрывает в мясо на кровавые ошметки.

Пусть не любил он меня никогда! Знала я об этом! Знала, мать его! Как же больно… Только я все равно хотела, чтобы он жил.

Я не провела с ним вместе годы, а считанные месяцы, но это была моя личная сказка. Страшная сказка с печальным концом, лишившая меня сердца и разбившая на осколки мою душу, но накрывшая меня некой наркотической эйфорией. Я порой себя чувствовала членом клуба любителей пожестче. Он меня мордой в дерьмо, а я улыбаюсь. Говорил, что никогда не буду для него важна, а я соглашалась, готовая хотя бы объедки со стола его внимания собирать. Фотки Марго своей при мне рассматривал, рассказывал, как гордится ей, восхищается, а я слушала.

Почему?

Нет у меня ответа на этот вопрос! Нет!

Наверняка знала и знаю лишь одно, что он был моим личным наркотиком, моей персональной зависимостью. И теперь у меня наступила настоящая ломка! Потому что такого товара больше не достать. Мой личный дилер ушел в другой мир. Все последние недели я отказывалась это принимать, а вот сейчас осознание как-то резко накрыло.

Ничего больше не говоря, Владислав Александрович лишь обнял меня и гладил по голове, как маленькую, пока я размазывала сопли по его дорогому пиджаку. Но он стоически терпел. И ни слова мне потом не сказал. Как всегда. Еще одна моя скала. Он и Килим.

– Рассказывай, – просто сказал он, когда моя истерика стихла.

И я рассказала. Сбивчиво, постоянно путаясь в словах и заикаясь. Про Руслана, про бабу его и про завещание.

Владислав Александрович слушал почти все время молча. Уточняющие вопросы задавал лишь тогда, когда мой пьяный мозг терялся в излагаемых дебрях. А, когда я закончила, он помолчал какое-то время, а потом просто спросил:

– Хочешь, я решу этот вопрос?

Я подняла не него свои пьяные, опухшие от слез, глаза и, не зная, как он это сделает, не задумываясь, к каким последствиям надо будет готовиться, слегка качнув головой, тихо, почти на гране слышимости, не думая ни секунды, сказала:

– Хочу!