Зауряд-полк. Лютая зима - стр. 79
– Вы кончили, господин полковник? – спросил Ливенцев.
– Нет, я не кончил, и не смейте меня перебивать, черт возьми! – совсем уже сердито и начальственно крикнул Полетика. – И стойте как следует! К вам обращается штаб-офицер, а не кто-нибудь там, с протянутой рукой, а вы… вы вместо того чтобы уставы воинские идиотскими называть, вы бы их лучше подучили, чтобы их знать!.. Пойдите и сейчас же попросите извинения у подполковника Генкеля!
– Я? Извинения? Ни в коем случае! – крикнул Ливенцев настолько громко и вызывающе, что Полетика опешил и опустил плечи. – Ни за что! Ни-ка-ких извинений! – продолжал кричать Ливенцев, чувствуя, как начало давать перебои сердце. – Если я его оскорбил, он может меня вызвать на дуэль. Дуэль – пожалуйста, во всякое время, на каких угодно условиях!.. Но руку ему подать никто, и никогда, и ничем меня не заставит!.. А если этот мой отказ подать ему руку считается тягчайшим из преступлений, пусть меня расстреляют, но извиниться перед ним? В чем?.. В том, что руки не подал?.. Настолько уставы я все-таки знаю, господин полковник, чтобы отличить отдание чести на улице от подачи руки! Отдавать честь старшему в чине я обязан, и я это делаю! Но ни в каком уставе вы не укажете мне, что обя-зан подавать ему руку. Он еще целоваться бы со мной захотел, а вдруг у него сифилис?!
– Господин полковник! Вы слышите? Меня… меня оскорбляют! – едва выдавил из себя, задохнувшись, Генкель и расставил толстые руки, как будто хотел броситься и задушить Ливенцева.
– Оскорбляю? Отлично! Дуэль! – кричал Ливенцев.
– Позвольте!.. Постойте же, черт возьми! – совершенно уж растерялся Полетика. – Но ведь подполковник Генкель… он… он сколько служил, лямку какую тянул, пока, наконец, получил свой чин… по приказу его величества, а вы…
– Я тоже получил свой чин по приказу его величества! Я его не сам для себя выдумал! Я оскорбил? Хорошо! Значит, дуэль!
– Да никто вам никаких дуэлей не разрешит в военное время, что вы, что вы! – уже испуганным каким-то голосом заговорил Полетика, не начальственным, а убеждающим, и вдруг спустился со своей кафедры, и Ливенцев заметил вскользь, что все, стоявшие до этого напряженно, руки по швам, начали разминаться и принимать более естественные позы.
– Вот что, прапорщик… – взял вдруг под локоть Ливенцева Полетика. – Подайте руку, и надо вам все это кончить. Что вы, в самом деле, а? Образованный человек, а… а простых вещей не понимает!
– Господин полковник! Я сказал, что не подам, – и не подам!
Генкель как-то обмяк и осел почему-то, – так показалось Ливенцеву, когда он услышал его бормотанье: