Зауряд-полк. Лютая зима - стр. 59
– Не-ет уж, вы – нет! Вас теперь в комиссию назначать нельзя, – решил вдруг Полетика. – Кого-нибудь другого, только не вас!.. Вы думаете, он о вас не сочинит кляузы? Сочинит, будьте уверены!
– Черт с ним!.. Устав действительно идиотский, высочайшего одобрения на нем нет, разыгрался Генкель не к месту и времени, и очень он мне нужен, подумаешь.
– Теперь вы уж за своими туннелями и мостами смотрите в оба! – шутливо уже и даже улыбаясь, посоветовал ему Полетика, успокоенный тем, что «Устав» без подписи и одобрения его величества и что его лично обвинить Генкель перед своей «рукою» оснований не имеет, – напротив, сам он ему завтра скажет кое-что теплое.
– А что такое мосты и туннели? Не подошлет же он фельдфебеля нестроевой роты их взрывать?
– Дело ваше, конечно… А я бы… я бы сейчас, пожалуй, в преферанс… а, капитан? Как у вас насчет преферанса? – взял под локоть Полетика Урфалова.
– У меня все готово, – пожалуйте! Я, изволите видеть, даже жене своей, когда еще шел сюда, сказал: «К бою готовься!..»
И попутно захватил он рукою за талию Кароли, а Кароли Мазанку.
Когда все одевались, явился адъютант Татаринов. Он подошел прямо к Полетике, а по встревоженному лицу его тот увидел, что надо с ним уединиться, и, тщетно пытаясь попасть левой рукой в рукав шинели, вернулся в кабинет.
Ливенцев слышал, как, неосторожно повысив голос, спросил полковник:
– Но деньги-то эти, черт их совсем, вы внесли или с вами этого не случилось?
Должно быть, вполголоса говоривший Татаринов сказал, что внес, потому что Полетика заговорил потом более добродушно:
– Ну, черт с ними, как-нибудь вообще… Лишь бы он рапорта не писал, а поручика этого, пьяницу, откомандируем куда-нибудь в другую дружину… или, или… черт его, куда его девать такого?.. Хоть бы уж заболел чем-нибудь, отправили в госпиталь или… или, может быть, в этот вот, недавно тут без вас вспоминали… в Синоп, а?
Ночь была темная, моросила какая-то игольчатая изморозь; скользили ноги. Только одному Ливенцеву приходилось идти далеко пешком на свою Малую Офицерскую: остальные жили около казарм, и трамвай действовал только до одиннадцати.
– Что же это, неужели через две недели в Синоп? – спросил Ливенцев Пернатого, прощаясь.
– Гм… Воображаю турецких дам в этих самых гаремах! – отвечал Пернатый. – Небось, бедные, ждут они нас, не дождутся… Но я уж пас! Ваше дело еще молодое, а я уж касательно турецких дам – «атанде, сказал Липранди»!
И как будто действительно какие-то грустные нотки прозвучали в голосе этого тощего старика с холодными руками.
Прошло дня четыре.