Затонувший лес - стр. 15

Тела, разбросанные у колодца; солдаты, сбрасывающие мертвых в воду.

…и все это случилось по ее вине.

Бывали дни, когда она думала вовсе не вставать из постели, хотела просто позволить измождению забрать ее. Чтобы ветер, дождь и боль в животе погрузили в сон без грез.

В конце концов спасла Мер вовсе не храбрость, а чистое упрямство.

Люди желали ей смерти.

И это зародило в ее своевольном сердце жажду жизни.

Поморщившись, Мер снова подергала цепи. Будь у нее проволока, она сумела бы вскрыть замок…

Снаружи донесся какой-то легкий звук.

Мер и не уловила бы его, если бы ее не учили прислушиваться. Кто-то приближался, и, судя по поступи, явно не солдат: шаги не сопровождались ни красноречивым лязгом доспехов, ни шорохом трущихся друг о друга звеньев кольчуги.

Во внезапно наступившей тишине Мер инстинктивно задышала чаще. Куда-то делся стороживший ее солдат, но при этом не ворча и не шаркая ногами – вообще бесшумно.

Мер удалось упереться ногами и крепче прижаться спиной к борту повозки. Больше она никак приготовиться не могла.

Дверь клетки распахнулась.

И внутрь шагнул Ренфру.

Мер облегченно расслабила плечи:

– Ренфру.

– Мерерид, – с упреком произнес он. – Ты только посмотри на себя. Связана, как курица, которая перестала нестись и готова пойти на бульон.

– Не совсем готова.

– И я этому рад. – Ренфру согнулся и сел напротив Мер, будто в уютное кресло, а не на лавку, к которой приковывают заключенных. – Как с тобой обращались?

– Как и следовало ожидать. Ни воды, ни еды. Меня отвезут к князю.

– Да, – сказал шпион. – Да, к нему. И меня бы отвезли, не лиши я охранника снаружи… способности нести караул.

Это как, интересно? Удушил или прижал к лицу пропитанную зельем тряпку? Ренфру обладал множеством навыков, среди которых значилось и смертоубийство, но им он не ограничивался.

Убийство одновременно и проще, и нет.

– Так ты пришел убить меня? – спросила Мер. – Было бы милосердно.

– Знаю, – с пониманием произнес Ренфру. – Князь заставил бы тебя служить ему. Ты для него всего лишь инструмент, который он использует и выбросит, когда заблагорассудится. А я, боюсь, стал оселком, на котором тебя заточили.

Мер заморгала, не зная, что и сказать. Чего-чего, а такого неловкого раскаяния она от Ренфру никак не ждала. Ренфру никогда не извинялся; он был шепотом и сталью, ядом и тенью. Он без колебаний совершал ужасные вещи. Мер даже сомневалась, способен ли он вообще о чем-то жалеть.

– Зачем? – спросила она. – Зачем ты пришел?

– К тебе в таверну или в эту повозку?

– И туда, и сюда.

Уголок рта Ренфру дернулся в слабой улыбке: