Затерянный остров - стр. 48
– Теперь-то вам лучше? – с вежливым интересом спросил Уильям.
Мистер Рамсботтом призадумался, застыв в дверях обеденного зала.
– Лучше ли? Это вопрос. В каком-то смысле определенно лучше. Жужжание и головокружение прошли, худо-бедно ем и сплю, но здоровья мало, ох мало, как ни крути. Здоровье уж не то, и прежним не будет. Нутро слабое, глаз да глаз нужен. И спину до сих пор простреливает. Такая, знаете, мистер Дерсли, резкая боль, словно раскаленную спицу воткнули. Одну минуту, прошу прощения.
Он повернулся поприветствовать трех меланхоличных девушек в черном, составляющих, судя по всему, собственный оркестр отеля, и они едва заметно улыбнулись ему из-за инструментов. Пианистка ставила ноты, а скрипачка и виолончелистка настраивались. К виолончелистке, самой печальной из этого меланхоличного трио, мистер Рамсботтом и обратился.
– Как поживает ваша матушка, мисс Грирсон? – спросил он. – Есть вести?
– Сегодня получила письмо, мистер Рамсботтом. Спасибо. Ей получше, хотя еще недели две с постели не встанет.
– Ну, это уже не страшно, раз она поправляется. Или страшно? Прямой ответ на прямой вопрос. Конечно, не страшно. Передайте ей, пусть побольше сидит и получше питается, мисс Грирсон. А вы сыграйте нам сегодня что-нибудь душевное. Покажите себя.
Обменявшись любезностями, он повел своих спутников в глубину просторного полупустого зала, где у камина был накрыт стол на троих.
– Я и думать не думал, что с оркестрантками вы тоже знакомы, Рамсботтом, – заметил коммандер.
– Это да, успел познакомиться. Что печальнее, все их мелодии я тоже наизусть знаю, поднадоели порядком. Та, с которой я разговаривал, мисс Грирсон, матери нездоровится, и ее это печалит. Она из-под Бирмингема, девушка милая и тихая, но виолончелистка никудышная. Сами убедитесь, когда они запиликают. Иногда так фальшивит, что аж глаза слезятся, будто кислый крыжовник жуешь. Слух у нее дубовый, прямо как этот стол. Кстати о столе – вам нравится? Очень недурное начало, правда? Я предупредил, что сегодня у меня особенный случай. И ужин будет особый. Они со мной осторожничают, мистер Дерсли, чем попало не кормят. Коммандер уже знает, да?
– Знаю, – подтвердил коммандер, и в уголках его глаз разбежались лучики морщинок. – Наш Рамсботтом в кухне разбирается. Эпикуреец. Гурман.
– Да нет, я бы не сказал. Просто люблю вкусно поесть. Привык я к хорошей еде, так что, в отличие от большинства людей, на вид и на вкус отличу хорошее от дряни. А потом, я ведь этим деньги зарабатываю – оптовыми поставками продуктов, – мне сам Бог велел примечать, что я ем и пью. В первые два дня здесь я только пробовал, ничего не говорил. Потом пошел потолковать с управляющим. Говорю ему: «Я здесь надолго». Он мне: «Знаю, мистер Рамсботтом». – «Но съеду завтра же, если будете меня так кормить». – «Что случилось, что такое? Кухню нашу все хвалят, продукты берем хорошие». Тут я рассмеялся. «Заблуждаетесь, – говорю. – Вас кто-то мастерски водит за нос». – «А что же не так?» – «Сейчас я вам расскажу». И я ему рассказал. Хлеб у них дрянной, слишком много квасцов и крахмала в муке, масло пополам с маргарином, кофе самый дешевый. Если суп разводите из концентрата, хотя бы марку найдите поприличнее. Жир, на котором жарят, никуда не годится, посуду чистят небрежно, выдавать маслюка за палтуса – последнее дело, а парная говядина, похоже, прежде чем попасть на кухню, совершает кругосветку, потому что она у них мороженая. «А кекс, который вы подаете к чаю? – говорю я ему. – Если он вам обходится дороже семи пенсов за фунт, вас крупно надувают». «Да ну, глупости, – отвечает мне управляющий. – Пойдите еще найдите такой кекс по семь пенсов за фунт». – «Я-то найду, даже по шесть за фунт, хоть сейчас оформлю в любом количестве, заказывайте, только меня этим не кормите, я эту дрянь в рот не возьму, мне приличную еду, будьте добры. И не мухлюйте. Уж в этом деле я разбираюсь». Вот с тех пор я горя не знаю. Может, меню наше не сравнится по изысканности с тем, что подают другим, но вы смотрите в корень. Еда будет простая, зато гарантированно здоровая и питательная.