Затерянные в Эльдорадо - стр. 38

Апони долго не решалась.

Ведь судьба Илли прекрасна. Что может быть возвышенней, чем стать Духом-защитником Дома? Только участь «солнечных мальчиков», которых приносят в жертву Суа по великим праздникам. Предки могут призвать любого когда угодно. И лучше умереть так, во имя великой цели, с уважением. Илли всё равно ничего не почувствует. Ее смерть будет сладкой, как дикий мед.

Женщина должна быть покорна своей судьбе.

Апони подошла к яме последней и взяла горсть земли. Тело Илли наполовину скрылось под темным слоем. Это прекрасная смерть, достойная чистой девушки. Апони разжала ладонь и застыла.

В себя ее привело ощущение тревоги.

Она повернула голову влево и встретилась взглядом с тем самым юным жрецом, который опускал Илли в яму. Его лицо было бесстрастно. Но в глазах пылал такой дикий, черный огонь, что ей стало страшно…

Обычно сон отпускал меня с первым лучом солнца. Но взгляд жреца настолько испугал, что я проснулась затемно. Или первый луч заблудился в сельве, как и мы, и никак не мог найти дорогу с неба. Я ворочалась, стараясь не шуметь, но кресло поскрипывало подо мной. В самолете этого скрипа не было слышно за клекотом винтов. Или он появился только после аварии. События сна никак не хотели отступать. Такова их особенность, я это хорошо знала. В отличие от снов обычных, которые забываются в первые минуты пробуждения, эти словно впечатывались с мозг огненным клеймом. Единственным известным мне способом от них избавиться были рисунки. Поэтому стоило за иллюминаторами посветлеть, я вытащила из-под сидения свою сумочку и прокралась мимо мужчин, храпящих в разных тональностях, к лобовому окну.

Я доверяла своему чутью, поэтому носовая часть самолета была заставлена кружками, пережившими локальный посудный апокалипсис. Дождевая вода перед употреблением нуждалась в кипячении, но она была. Поэтому я с легким сердцем вытащила бутылочку из «госрезерва», прихватила кусок кожзама под пятую точку и отправилась в район костра. На подвиги, вроде разжигания огня в очаге, я была не готова. Но там точно светлее. И есть, на чем посидеть, если постелить на мокрую древесину непромокаемую подстилку. Верный скетчбук и «встроенный» в его пружинку карандаш приходили на помощь, когда было важно не потерять мысль. Сейчас я хотела использовать их в противоположных целях: чтобы избавиться от навязчивых мыслей.

Рисование было для меня священнодействием. Я растворялась в нем, как акварель в стакане, не торопясь оседать на дно. За ним я забывала обо всём. Даже о голоде, который не преминул о себе напомнить, пока я боролась с видениями из сна и без толку пыталась устроиться на кресле поудобнее. Всё же кресла предназначены для того, чтобы на них сидеть, а не для того, чтобы лежать. В общем, стоило мне отрыть блокнот на чистой странице и провести первую, легкую линию контура будущей фигуры, как окружающий мир перестал для меня существовать. Наверное, поэтому я заметила Эндрю только после того, как он заговорил.