Застывшая кровь - стр. 27
– Затем, что тебе надо дотумкать до правды. Анвар не виновен в смерти старого пьянчуги, – уловив мой скептичный взгляд, она спешно поправляется: – Ну, то есть, не так, как ты себе вообразила. Да, он начал городить полную отсебятину, когда стал подбивать тебя порубить папулю в капусту: что поделаешь, горячая южная кровь, нашим мужикам если вовремя по рукам не дать – они по локоть их засунут не в те дыры… Но он готов был сохранить жизнь короля. Анвар у нас… горло семейной совести, если хочешь. Не любит убийства, тем более напрасные, и я его в этом понимаю. Так что пришла сказать: не смей валить всё на него, только не ты. Он открылся людям, чтобы защитить тебя…
– Он открылся, чтобы защитить самого себя от отравленного меча! – перебиваю я, потому что глас разума должен быть услышан. В устах Юники вся картина неприятно выворачивается изнанкой, хотя мне всё очевидно до тошноты.
– Дура, – вновь совершенно спокойно фыркает она. – Если бы Анвар боялся за себя, он бы не остановил Миджая, а этот ядрёный парень от тебя бы и сопли не оставил, поверь на слово. Нет, он просто успел просчитать варианты, пока ты там выла над трупом. Что решил бы народ Велории, если бы не получил моментальное и наглядное объяснение, как именно принцесса кокнула короля одной царапиной? Не увидев колдуна, отравительницей назвали бы тебя, гнусной лгуньей, а то и ведьмой. Думаешь, ты тогда получила бы трон? Или всё же основательную прожарку булок?
– Ты несёшь бред. Никто бы не посмел усомниться в честности кронпринцессы, а что я не ведьма, проверили бы стаканом освящённой воды. Так что заканчивай придумывать оправдания гнусному предательству и уматывай, пока я не вызвала стражу.
– Вот же упрямица, – раздражённо поведя плечом, Юника закатывает глаза и отступает к балконной двери, но затем игриво щурится: – Ага, то есть, ареста не будет? Вот и ладушки, я знала, что мы найдём общий язык. Всё же теперь мы одна семья. Кстати, запомни главное правило: в семье не предают и защищают друг друга любой ценой. А к тому, как я плюю на золотожопые приличия, все привыкают на раз-два, и ты привыкнешь.
Я открываю рот для возмущённого возгласа, но Юника уже юркой чёрной стрелой исчезает за дверьми балкона, оставив их покачиваться от порыва пропитанного запахом роз ветра. Потрясённо прислушиваюсь к лёгкому шороху крыльев, оповещающему, что она превратилась в птицу. И сама не могу ответить себе, почему её отпустила.
Промозглый ветер норовит занырнуть под подол чёрного бархатного платья и колышет густую траву вместе с гроздьями распустившихся ландышей. Ёжусь, не в силах сделать шаг ни вперёд, ни назад. Назад – это в третий раз уйти, не сумев спуститься в гравированный барсом склеп и встретиться с закованным в мраморную коробку телом. Вперёд – к бесконечной яме вины и стыда, которые просто не могу вынести на согнувшихся плечах. И потому продолжаю молчаливое бдение на холме за воротами города, пусть давно ожидает карета, чтобы вести меня в здание суда.