Застывшая кровь - стр. 2
– Почти туточки, – шепчет Эд, не оборачиваясь и крепче сжимая в давно похолодевшей ладони мои костлявые пальцы. – Не трусишь? А то як хватятся, энтож можно до такой хтони развести, саму королевишну краду…
– Не крадёшь, а сама иду.
– Кто ж разбираться-то станет? Да и разница чепуховая…
– В этой разнице вся суть и состоит, – глухо отзываюсь я полушёпотом и свободной рукой плотней кутаюсь в шерстяную мантию неприметного болотного цвета. Голова надёжно прикрыта капюшоном: выскальзывая с территории королевского двора среди ночи, я хорошо позаботилась о том, чтобы не привлекать внимания белыми волосами.
Эдсель не отвечает, лишь тяжело вздыхает и продолжает путь, каким-то неведомым мне образом находя его в темноте. Я цепляюсь за него как за последнюю связь с миром, за нитку-проводника в царстве тьмы, куда упала в день, когда убила собственного отца. Когда осознала глубину предательства и лжи. И когда только улыбчивый конюх смог дать надежду на свет.
Глаза не сомкнуть, можно и не пытаться. Безразличие будто своенравный прибой: то накрывает с головой, то сменяется пустотой и холодом, колким до онемения в ногах. Для новой фрейлины я делаю вид, что ложусь спать, а сама невидящим взглядом смотрю на балку для балдахина – ту самую, к которой меня однажды привязали. Вгрызлись ржавым крюком в середину груди, чтобы потом рвануть со всех сил и распластать душу на снежном камне: там, где издавал последние хрипы отец…
Как я это допустила? Почему молчала интуиция, почему я не сдала Анвара жрецам в первый же день знакомства, а позволила магии травить меня всё глубже и глубже? Учителя называли меня способной, даже умной. И единственное возможное объяснение столь грандиозной глупости – злокозненные чары.
– Тук-тук, – зовёт через плотно закрытую балконную дверь до боли знакомый голос, и я в потрясении поворачиваю голову, видя худощавый мужской силуэт. – Ваше вашество, извольте-с?
– Эд.
Облегчение волной пробегает по деревянной спине. Завернувшись в меховую накидку, более не оставляющую меня и на полшага, вскакиваю и кидаюсь открыть двери. Едва эта преграда исчезает, как меня тут же стискивают медвежьи дружеские объятия, почти напомнив, как это – когда тепло. Но тревога моментально сдавливает тисками лёгкие:
– Что ты творишь? А если заметят? Меня же теперь как святыню Сантарры охраняют…
– Не дрейфь, цыплёнок, – игриво щёлкнув меня по носу, улыбается Эд, но следом хмурит светлые брови: – Лучше скажи, как ты. Отошла малость?
– Я… – Первый порыв изобразить нормальность проходит под внимательным взглядом карих глаз, и я качаю чугунной головой. – Никак. Я никак, Эд. Прости меня, ты с самого начала был прав, а я просто…