Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - стр. 42
Весело было и под старый Новый год: по русской традиции девушки гадали. Вспоминая святочные гадания, популярные в России с древности, они снова стали просто девчонками, мечтающими о любви. Самым популярным гаданием было выйти на улицу и спросить у первого встречного мужчины его имя, при этом внимательно всмотревшись в его лицо. У суженого обязательно должно быть такое же имя и похожее лицо. Кроме того, бросали за дверь башмаки, чтобы они показали, с какой стороны появится суженый, и капали в воду воском от свечи, а потом рассматривали, на что похож застывший комок. Но Лиля, если и гадала о женихах, родным в этом не признавалась. Рассказывая о гаданиях с подругами в письме маме и брату Юре, Лиля писала:
«Собираемся гадать, что нас ждет в новой военной жизни? Так много интересного впереди, так много неожиданностей, случайностей судьбы».[81] Не щадя чувств своей мамы, Лиля дальше объясняла ей, какой жизни хотела бы для себя. Ее слова полны юношеского максимализма, но это не удивительно: ей было всего двадцать лет. «Но что же ждет? Или что-то очень хорошее, большое, великое, или все может рухнуть в один миг, пойти обычным чередом спокойной и мирной жизни, такой, как живут мирные грешники… Я, конечно, за то, чтобы пожить лучше немного, но бурной, интересной жизнью, как вот и Чапаев в сказке одной рассуждает про орла и ворона… Недалек тот час, когда мы начнем парить на своих ястребках, тогда житейская обстановка примет совсем другой оборот».
Отступление, которое сводки Информбюро, как правило, интерпретировали просто как переход на более выгодные позиции и о котором Нина Ивакина вообще старалась говорить поменьше, все равно долетало до личного состава тревожными слухами, обрывками официальной информации, намеками в письмах из дома. А в других военных частях, ближе к фронту, девушки изучали войну на практике.
Аня Скоробогатова снова отступала с деморализованными советскими частями. Она закончила двухмесячные курсы радистов в Россоши, получила квалификацию радиотелеграфиста и приняла присягу. Надежды на то, что ее пошлют в авиационную часть, не оправдались: при распределении она попала в отдельный 65-й батальон связи Юго-Западного фронта. В середине ноября Аня узнала, что в Таганроге, где остались ее родители, уже немцы. Отец был партийным активистом, и, насколько она знала из газет, шансов остаться в живых при немцах у него, матери и младшего брата практически не было. У Ани был сильный характер и коммунистическое воспитание, поэтому она не позволила себе плакать при людях, ушла в степь и рыдала там. Прошло много времени, прежде чем она узнала, что ее семья успела из Таганрога эвакуироваться. Боль о родных, которых она считала погибшими, была с ней постоянно, но слез больше не было – как будто она их все выплакала тогда, на ветру в ледяной степи.