Защищая горизонт. Том 2 - стр. 93
Ани скромно и грустно улыбалась, смотря куда-то в небо, она выглядывала из-за края своего широкого зонта и иногда на секунду закрывала глаза, когда с её губ снова и снова слетали слова о мечтах. Ани внезапно прервала свою завораживающую речь, повернулась и зашагала вдоль шоссе. Я нагнал её и как верная дворняжка пристроился рядом под зонтом. Я боялся прикоснуться к ней, мне начинало казаться, что одно лишнее движение – и это странное наваждение последнего получаса внезапно рассыплется в прах и исчезнет вместе с девушкой и её зелёными глазами, со всей этой аурой безмятежности и спокойствия, которые я не ощущал уже долгое время, если не сказать, никогда. Я боялся неожиданно очнуться посреди того мёртвого поля, снедаемый густым туманом в окружении множества безликих силуэтов, и понять, что это был всего лишь сон, видение умирающего сознания, что Ани – это только воплощение моих подавленных фантазий, желаний и стремлений. Я бы не смог пережить такое, только не сейчас, только не после всего этого, поэтому я старался держаться как можно ближе к ней, чтобы слышать её дыхание, но недостаточно близко, чтобы развеять эту возможную иллюзию. Лучше погибнуть так, в объятиях сладкой фантазии, чем ещё раз окунуться в мрачный мир моих собственных кошмаров.
Мы направлялись к спальной части города, а путь туда был не близким. Мы долго гуляли по обочине шоссе, подгоняемые шумом и холодным ветром от проезжающих автомобилей, мило улыбались друг другу и много общались на простые темы. Точнее, это Ани стремилась поведать мне обо всём на свете: о бытовых тяготах жизни, дрянной погоде, о странных музыкальных вкусах большинства людей, а иногда мечтательно закатывала глаза и снова говорила о счастливом будущем. Её настроение улучшалось с каждой минутой, она становилась всё более открытой и разговорчивой. Я же большинство времени молчал, любовался её светлой улыбкой, но не переставал думать о самом главном – той важной цели, ради которой я оказался здесь.
В один момент я не выдержал.
– Ани, я знаю, что ты не хочешь мне рассказывать об этом озере, но я прошу, для меня это… – скромно начал я свои мольбы, боясь спугнуть её хорошее настроение и оттолкнуть от себя.
Но она больше не пыталась сопротивляться, она всё понимала и ждала этого момента, поэтому даже не дала мне закончить свою заунывную речь.
– Я плохо помню своё детство, – внезапно произнесла Ани, смущённо уставившись себе под ноги. – Какие-то обрывки воспоминаний, яркие вспышки, образы и почти не помню маму. Папа рассказывал нам, что она долго болела и покинула этот мир сразу после появления второго ребёнка. На тот момент мне было уже семь лет, а моей сестрёнке – пять, но я всё равно не помню лица своей мамы. Иногда всплывают какие-то неясные образы, когда я ложусь спать или вот так мечтаю под дождём. Я словно ощущаю тепло её прикосновений, мягкость её рук на своей щеке, но каждый раз, когда я пытаюсь поймать это чувство, схватиться за него, заглянуть в глаза своим воспоминаниям, надеясь увидеть там лицо моей мамы, тогда это чувство неизменно ускользает от меня, растворяется как мираж. Зато я хорошо помню свою сестрёнку, наши с ней игры, забавы, я помню каждый её смех и каждый день, что мы проводили вместе. С детства я была очень замкнутым ребёнком, тихим, неразговорчивым и даже несколько нелюдимым. Я сторонилась местных детишек, предпочитая их шумные и весёлые компании тихому вечеру в одиночестве за чтением какой-нибудь интересной книги. Папа никогда и ничего не говорил по этому поводу, он с пониманием смотрел на мою кроткую натуру и всё понимал. Может, он видел в моей скромности и замкнутости некую обиду, затаённую из-за смерти мамы, но мы никогда не говорили об этом и уже никогда, наверное, не поговорим. А вот Алиса, моя сестрёнка, была очень весёлым, неугомонным ребёнком, настоящей непоседой. Моя полная противоположность. Она вечно куда-то убегала, не слушалась отца и всячески заставляла его нервничать по пустякам и выводила из себя. Он часто ставил в пример меня, и Алиса частенько меня дразнила и всячески подначивала, но я никогда не обижалась на неё, она… она… Лисой Алисой я её звала, такой же хитрющий прохвост.