Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада - стр. 49
Кроме того, наверняка родители моих шести тамбовских «подельников» в период следственных допросов своих сыновей, пока я сидел в следственном изоляторе города Никифоровка, многократно встречались с директором техникума. Я думаю, что и признательные показания их дети писали под диктовку следователя в присутствии родителей. Совершенно уверен, что сами они никогда бы не стали очернять меня и обвинять в том, что я привел их на кражу злосчастного меда чуть ли не силой. А вот родители, сговорившись, оказали на них давление, и потому все их показания оказались написанными как под копирку и с обвинительным уклоном против меня. Родители моих тамбовских друзей наверняка знали обо мне ещё по учебе на первом курсе. Тем более что некоторые из тамбовских сокурсников приглашали меня в гости. В конце концов, их дети во время летних каникул, в конце июня и первых числах июля, три раза покидали свои тамбовские квартиры и уезжали на ночь ко мне в деревню.
Отпрашиваясь у родителей, они наверняка говорили, что едут к своему сокурснику и другу Николаю Мальцеву, например, на отдых и ночную рыбалку. Иначе как объяснить родителям, зачем им были нужны ведра? Родительские сердца обмануть трудно. Они догадывались, что дело не в рыбалке, а в чем-то другом. Ведь их дети возвращались на следующий день крайне усталыми и целый день отсыпались. Вряд ли родители догадались, что мы воровали совхозную клубнику и продавали её на рынке. Другими словами, занимались групповым воровством в корыстных целях личной наживы. А это не семь рамок сотового меда. Но этот случай с воровством меда подтвердил их подозрения о неблагоприятном влиянии моей персоны на их детей, и они сделали все возможное, чтобы меня отчислили и передали дело по мне в суд, а их детей студенческий коллектив взял на поруки и освободил от судебной ответственности. Я уже сказал, что ход студенческого собрания помню, как в тумане. Началось, видимо, с того, что директор техникума, а затем милицейские работники рассказали студентам, в чем суть дела, и высказали свое мнение.
А мнение это заключалось в том, чтобы меня исключить из техникума и передать следственным органам, а остальных выслушать и после обсуждения путем голосования по каждому принять решение об исключении из техникума и суду или о взятии на поруки. Затем все шесть моих «подельников» выступили, искреннее покаялись в содеянном и попросили прощения. Их не только высушивали, но и задавали вопросы из зала и президиума. Суть вопросов и их ответов я не помню. После этого собрание потребовало, чтобы было предоставлено слово и мне, как организатору и зачинщику преступления. В своем выступлении я не отрицал свою вину и не обвинял своих подельников. Объяснил, что в моей родной деревне имеется три частные пасеки, но ни разу не было случая, чтобы я или кто-нибудь из деревенских моих друзей, наносили ущерб пасеке или ломали ульи. И никогда не слышал, чтобы даже известные деревенские воры посягали на пасеки и крали ульи или рамки из ульев. Не было такого в деревне. А мои слова может подтвердить наш участковый Чуриков, который присутствует здесь и уже выступал перед вами.