Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада - стр. 42

Всем захотелось сотового меда, но мы боялись укусов пчел. Кто-то высказал «трезвую» мысль, что пчелы ночью спят и их легко можно стряхнуть с рамок сотового меда, а потом подальше отбежать от пасеки и деревенских огородов и на задах деревни вдоволь наесться сотового меда. Мысль понравилась. Тут же сбросили крышку с одного из ульев, взяли из открытого, глухо гудящего улья по одной рамке сотового меда и резво побежали с пасеки на отдаленные зады деревни. Хотя я был сильно пьян, но отчетливо запомнил, как мы, смеясь от возбуждения и радуясь, что нас никто не обнаружил и не забил тревогу, бойко бежали подальше от деревни. Остановились в каком-то подлеске, где присели в кружок и, уже громко переговариваясь, жевали сладкие соты, высасывая из них мед, и выплевывали сотовый воск на холодную землю. То ли мед подействовал, то ли пережитое чувство опасности, но мы заметно протрезвели. Ночной поход показался нам очень удачным. Мы получили то, что хотели, и, удовлетворенные, отправились на ночлег в свое убогое жилище.

Утром после завтрака были поданы те же разбитые допотопные автобусы, мы со своими рюкзаками погрузились в них, и часа через полтора езды по грунтовой, а затем по изрытой ухабами асфальтовой дороге автобусы доставили нас в Котовск, к зданию техникума. На следующий день начались занятия в техникуме. Мы лишь изредка вспоминали и о походах за яблоками и о последнем происшествии с разрушением улья и похищении рамок с сотовым медом. Скажу честно: никаких угрызений совести я не испытывал, да и не считал это поступок воровством. Прошло недели две времени, и в круговороте студенческого бытия вся эта работа в колхозе, наши ночные походы за яблоками, в том числе и медовая история, если не забылись, то отошли на второй план. Дальше развернулись события, которые я и сейчас считаю необъяснимой мистикой, которая была как бы специально подстроена, чтобы изменить мою судьбу.

Выходя с очередной лекции из аудитории, я вдруг увидел стоящего против дверей в полной милицейской форме нашего сабуровского участкового, капитана милиции Чурикова. Он знал всех подростков нашей деревни в лицо, в том числе и меня. Ну а уж деревенские подростки, в том числе и я, тем более знали участкового в лицо и ни с кем не могли его спутать. Что ему тут надо? Я и в деревне не был уже больше месяца. Может быть, ему нужен не я, а кто-то другой? Но Чуриков поманил пальцем именно меня, а когда я подошел и вежливо поздоровался, то он предложил мне зайти в опустевшую аудиторию и поговорить. Оставшись наедине, Чуриков заявил, что от гражданина деревни, где мы помогали колхозу в уборке урожая, поступило заявление в милицию о краже его личного имущества – одного улья из принадлежащей ему пасеки, а вы, Николай, являетесь подозреваемым в участии и организации этой кражи. Он достал из планшета лист бумаги и ручку, положил их передо мной и сказал: «Пишите чистосердечное признание, как все было, и до окончания следствия и суда будете свободны».