Запрет на любовь - стр. 26
– Ты мой, мой, мой… ох, какой ты красивый! Владимир, люби меня сильно-сильно! – мяукает что-то тихо, цепляется, лезет, вот только мне так не интересно. Мигом загасился весь азарт, а трахать девку, доверху накачанную транквилизаторами или еще какой хренью, просто не вставляет.
– Ты не в себе. Все, хорош. Давай на боковую, закрывай глаза.
– Не-ет, я хочу с тобой! – протестует, лезет на руки и, что хуже, снова лезет мне в штаны.
– Ладно, хорошо! Только успокойся уже. Руки убери. Спи давай.
Ложусь с ней, тогда как Оля котенком укладывается на меня и засыпает голая поперек моего торса.
Благо трусы она не стащила, хотя и так всю ее разглядел. Член колом стоит, и в горле пересохло, а эта пигалица уже спит! Ее вырубает просто за секунду, но есть еще кое-что, что я замечаю: у Оли на правом боку пара бугорков.
Так бывает, когда ломают ребра, а после они срастаются сами, без нормального лечения. На другом боку и правом запястье у нее на коже следы ожогов. Когда тушишь бычок о кожу, такие же следы остаются.
Глава 10
Я прихожу в себя оттого, что мне жарко. Кто-то меня согревает, я чувствую его руку на своей голой спине. Уже утро, светло, за окном моросит дождь, но я не одна в постели.
Распахиваю глаза и громко вскрикиваю, когда понимаю, что я лежу голая на мужике! На нем, на Владимире!
– А-а-а!
Со всей дури пинаю его ногой в бок. Владимир просыпается мгновенно, нависая надо мной, придавливая своим телом, как мышку.
– Ты сдурела? Какого…
– Пустите, НЕТ!
Царапаю его по лицу, отбиваюсь изо всех сил, пока, наконец, Владимир не дает мне вылезти из-под него, но хуже другое: я голая. Совсем! Нет одежды, одни только трусы на мне, а он смотрит, глазами жжет.
Осматриваю себя, паникую. Ощущение провала в памяти, какой-то дыры не проходит.
Я ничего не помню, боже, как это возможно?! Помню, что была на кухне и пила с Анфисой чай. Собственно, все, дальше просто пелена.
Я не помню, как встречала Владимира. И как проводила с ним ночь, я тоже не помню! Паника мгновенно захлестывает, душит. Владимир ведь трогал меня, он меня пользовал.
А я что? Что они мне дали… чем они меня напоили?
Смотрю на этого дьявола. Я сильно его лицо поцарапала, у Владимира кровь на щеке выступила, которую он вытирает простыней.
Всхлипываю, меня всю начинает трясти. Это было, было, я знаю!
– Ты озверела? Оля, что такое?! – спрашивает, а я быстро дышу, прислушиваясь к собственным ощущениям, и слова вымолвить не могу. Это снова случилось, они обманом меня заставили, а я и повелась, как дура.
– Я… вы! Я…
Хватаю первое, что под руку попадается, – вазу – и со злостью швыряю в Черного, но он успевает отмахнуть ее от себя, и мы оба слышим дьявольский треск стекла.