Запрещенный Союз. Хиппи, мистики, диссиденты - стр. 29
Однако история с Незнакомкой получила продолжение. Через несколько лет выяснилось, что мама этой герлы была когда-то (до моего рождения) женой моего папы… Вот такая кармическая связь. Не сестра ли? Есть тут что-то эсхиловское…
В 1973 году я поступил на филфак в таллинский педагогический институт, а вскоре после этого познакомился с Юлькой. Мы шли с Энди по Суур-Карья к «Арарату» за вином. Прямо перед магазином чуть не столкнулись с двумя девицами. Одна – в оранжевом вельветовом плаще с капюшоном, другая – в длинном черном пальто с мехом.
– Девушки, вы не в «Арарат» случайно?
– Нет, случайно не в «Арарат».
– Может быть, составите компанию двум одиноким идальго? – включил Энди свой талант ловеласа.
Девицы переглянулись. Та, что в оранжевом, что-то горячо зашептала подруге на ухо… Вино покупали уже вчетвером, после чего отправились на флэт к нашему знакомому, на угол Суворова и Мичурина, где уже третьи сутки подряд шла вялотекущая гульба. «Оранжевую» звали Юлия, ту, что в черном пальто, – Ирина. Юлька и в самом деле была рыжей. Ее слегка раскосые зеленые глаза чем-то напоминали кошачьи.
Я стал приобщать ее к хипповой субкультуре, прежде всего через рок-н-ролл. В первый раз мы вместе пошли в ТПИ (политех) на Keldriline Heli, которые теперь назывались Väntorel («Шарманка»), но квакали при этом (в смысле гитарного эффекта «вау-вау») с удвоенной интенсивностью. Это была первая группа прогрессивного рока в Эстонии, если не во всем Союзе. В зале царила полная эйфория: я редко видел одновременно такое количество глубоко удовлетворенных лиц.
Юлька была вне себя от восторга, а я вспоминал концерт этой группы в эстонском лесу – первый крупный сейшн в моей жизни. Вообще надо сказать, что рок-концерты обладали для нашего поколения функцией своеобразной психотерапии. При том что собственно эстонская рок-музыка была в массе своей все же несколько тяжеловатой и немного заумной, в ней почти не было четких ирландских или зырянских ритмов. «Вянторель» – приятное исключение. По сравнению с ними Meie или Ruja – просто кислотный загруз.
Следующим этапом инициации стала для Юльки наша совместная поездка в Питер. В поезд сели уже на хорошем взводе, в пути догнались. Общий вагон, толпа, пьяная компания питерских подростков в соседнем отсеке. Юлька стала косить под эстонку, невпопад выдавая обрывки каких-то бессмысленных фраз. Но это было не важно. Нам, как и положено, периодически передавали батлы с разнообразными напитками, от вина до водки, и так до самой Нарвы. Мы почти не спали и на перрон Варшавского вокзала вышли в совершенно остекленевшем состоянии. Голова – лучше не вспоминать. В то время местный пипл собирался на Петроградской стороне, у кафе «Рим», что рядом с памятником изобретателю радио Попову. Туда и отправились. Точнее, не прямо в «Рим», а на хипповый флэт неподалеку, на Большом проспекте. Дверь никто не открывал. Полезли в окно – слава богу, первый этаж. Толкнули раму – окно распахнулось. А внутри – полна горница людей! Лежат прямо на полу, вповалку, человек пять-шесть. Рубятся с перекумару, надо полагать…