Заповедник страха - стр. 2
— А где листовки? — попытался спасти положение Хмель. — Давайте, я их мигом развезу.
Хотя он понимал, конечно, что ничего поправить уже нельзя.
— Уволен! — сказал шеф. — С сегодняшнего дня!
И было видно, как этому уроду сразу полегчало. Зло сорвал и его немного отпустило.
Может, и вправду его убить? А что? Из пистолета. Или из ружья, предположим.
* * *
Уволенный с работы — он как прокаженный. Он не такой, как все. Он уже не с ними, не с коллегами по работе. Он отдельно. Его сторонятся и в душе жалеют. А еще не хотят такой судьбы для себя. Чур меня, чур, типа.
Хмель собрал пожитки под сочувствующими взглядами своих недавних коллег. Во как бывает, елы-палы. Еще час назад они были вместе и ничто не предвещало беды. Так всегда в жизни. Только что ты был весел—беззаботен, и вдруг тебя размазало по стенке.
Хорошо еще, что босс слинял. Не маячил в эти последние минуты пребывания Хмеля в коллективе.
Всем было неловко. Натянуто прощались. Да, они уже отдельно от него. Одна только Ксюха не сдрейфила и напоследок чмокнула Хмеля в щеку. Шепнула:
— Я позвоню.
* * *
Ксюха не позвонила. Не то чтобы Хмель ждал ее звонка — вот так прямо сидел сиднем над телефонным аппаратом и томился в ожидании — но все-таки помнил о данном ею обещании, и уже поздним вечером, когда окончательно стало понятно, что она не позвонит сегодня, Хмель испытал сильное разочарование. Это было разочарование неудачника. Еще один пинок судьбы. Не столько больно, сколько противно. Все горше и горше.
Он догадывался о том, почему Ксюха не сдержала обещания. Ее ангажировал босс. Неделю отсутствовал этот урод, по Африке с ружьишком бегал, соскучился по женской ласке, и теперь он Ксюху любить будет до самого утра.
Раскрыв бумажник, Хмель пересчитал всю имевшуюся у него наличность. Подсчеты надолго не затянулись. Три бумажки по сто рублей, еще две десятки, и металлическая пятирублевка. Триста двадцать пять рублей ноль-ноль копеек. Хмель потянулся к подоконнику и смахнул в свою ладонь запылившуюся монетку в две копейки. Бесполезная денежка. Ничего не купишь.
Триста двадцать пять ноль две.
Кстати, шеф еще должен ему за неделю, которую Хмель успел отработать после предыдущей получки.
Надо будет стребовать.
А триста двадцать пять ноль две — пропить банально.
* * *
В спортбаре, где Хмель обычно проводил вечера, было немноголюдно. Понедельник, когда большинство завсегдатаев берут тайм-аут, приходя в себя после бурных выходных. И тут тоска. Даже огромная панель, на которой вечерами транслировались спортивные состязания, была погашена. Некому смотреть.