Заполье - стр. 58

– Да, трудновато человека любить, – говорил меж тем, продолжал он случайно подвернувшуюся фразу, тему ли, подсаживаясь к ним, – мудрен уж очень, неоднозначен, хорошее от плохого в нем, простите, зубами не отдерешь… Но любим же.

– С божьей, как говорится, помощью. А может, понужденья.

– Понуждения? – удивился Воротынцев вполне искренне, пристально глянул. – Признаться, не понял…

– Некоторые отцы православия, аскеты, считают, что наличными своими силами человек осознанно любить другого человека – всего и во всяких ситуациях, проявлениях – не может. Разве что с вышней помощью: так он, человек, по словам же по вашим… неудоболюбим, что ли.

– Да? Впервые, знаешь, слышу такое… – сказал хозяин Мизгирю, тоже со вниманием слушавшему, смотревшему. – Трезвый взгляд, ничего не скажешь. И смысл – в рамках религиозного, конечно… Разумники. – И перевел все еще недоумевающие глаза на гостя, дрогнул щеточкой усов: – И… вы верите, вообще?

– Да нет, – спокойно сказал Базанов. – С Богом или без – все равно не управляется с любовью человек, не справляется… как и с ненавистью там, с эгоизмом. Ни полюбить толком, чаще всего, ни возненавидеть не может. Ни верить. Нет – я, увы, атеист.

– Вот! – выкинул к нему руку Мизгирь, точно уличил, с поличным поймал. – Не верю я этому «увы»… подозрительно оно и не в первый уже раз, между прочим! Чреваты эти «увы»!..

– А у тебя есть такое право – не верить, подозревать? – резонно и с неожиданным и твердым холодком возразил Воротынцев.

– Увы, нету, – засмеялся Мизгирь. – Это я к тому, что все мы в этаком межеумочном состоянии – жиронда, болотце… Менжуемся, знаете, ни богу свечка, ни черту кочерга. А определиться, – и посерьезнел, скрипнул отчего-то голосом, – желательно бы, императивы времени – они ж категоричны… Aut Caesar, aut nihil[1].

Тот с видом то ли пренебрежительным, то ли непонимающим – а зачем? – пожал плечами, придирчиво оглядел выставляемое секретарем с коляски-подноса на столик: «Наполеона» бутылку, красное вино, большое блюдо чего-то розового, нарезанного, где ветчина, где рыба – сразу не поймешь, бутерброды с икрой и прочую мелочь вроде тарталеток, лимонов и маслин. Появлялся из-за портьеры и работал этот малый бесшумно, с ловкостью едва ль не профессиональной, и Базанов усомнился: секретарь ли?

А хозяин налил коньяку Базанову и себе (бутылку красного без церемоний забрал в свое распоряжение Мизгирь) и, держа бокал чуть на отлете, негромко, но веско, куда и благодушество делось, заговорил:

– Мы встретились здесь по делу – и считайте дело это уже решенным: мое застарелое доверие к Владимиру Георгиевичу и моя вера в талант Ивана Егоровича – тому порукой. Сопутствующие мелочи решаемы, и у нас есть уже что предложить вам; но об этом чуть ниже. Я же хочу выпить за одно удивительное и, право, таинственное обстоятельство: как на наших неизмеримых пространствах, в нашем-то бардаке и всесмешеньи находят в решающее время друг друга талант – и энергия к нему, знание, как делать, – и воля делать это. За встречу их – здесь!..