Заплати другому - стр. 10
Мысленно, по плану, он намеревался сразу же начать с задания. Но оно уходило из него, как осыпающийся склон песчаной дюны. Он не Лу, и иногда людям нужно сначала узнать его. Он порой сам себе дивился, прежде чем его представления хотя бы давали о себе знать.
– Возможно, нам стоит провести этот первый день, – сказал он, – просто поговорив. Поскольку вы меня вовсе не знаете. Можем начать с беседы о наружности. О том, как мы относимся к людям, исходя из того, как они выглядят. Никаких правил. Можете говорить все, что захотите.
Они явно еще не верили ему, а потому говорили все то, что могли и под присмотром родителей. К его огорчению.
Потом произошло то, в чем Рубен усмотрел попытку насмешки: мальчик с заднего ряда спросил, не пират ли он.
– Нет, – ответил он, – не пират. Я учитель.
– Я думал, только пираты носят повязки на глазу.
– Повязки на глазах носят люди, потерявшие глаза. А пираты они или нет – значения не имеет.
Класс опустел, напряжение снялось, и Рубен, подняв голову, взглянул на мальчишку, стоявшего перед учительским столом. Худенький белый мальчик, но с очень темными волосами (возможно, сказывалась латиноамериканская кровь), произнес:
– Привет.
– Здравствуй.
– Что случилось с вашим лицом?
Рубен улыбнулся, что было редкостью для него: он помнил о кривобокости своего лица и испытывал неловкость от этого. Он развернул стул, чтобы мальчик мог сидя смотреть ему в лицо, и знаком предложил сесть, что тот проделал без колебаний.
– Тебя как зовут?
– Тревор.
– Тревор… а дальше?
– Маккинни. Я вас обидел?
– Нет, Тревор. Не обидел.
– Моя мама говорит, чтоб я не спрашивал у людей про всякое такое, потому как это их может обидеть. Говорит, ты должен вести себя так, словно и не заметил.
– Как сказать… твоя мама, Тревор, поскольку она никогда не бывала в моей шкуре, того не знает, что, если ты ведешь себя, словно и не замечаешь, я все равно знаю, что замечаешь. И тогда уже странно как-то, что нам нельзя говорить об этом, когда мы оба о том думаем. Понимаешь, что я хочу сказать?
– Думаю, да. Так что случилось-то?
– Я был ранен на войне.
– Во Вьетнаме?
– Так точно.
– Мой папка был во Вьетнаме. Говорит, что это адский гадюшник.
– Я склонен согласиться с этим. Хотя сам пробыл там всего семь недель.
– Папка был там два года.
– Ранен?
– Может, легко. По-моему, у него с коленом что-то.
– Мне полагалось бы провести там два года, но меня ранило до того тяжело, что пришлось отправиться домой. Так что в чем-то мне повезло, что не надо было оставаться, а в чем-то повезло твоему отцу, что его так не изувечило. Если ты понимаешь, о чем я. – По виду, мальчик не был слишком уверен, что понимал. – Возможно, когда-нибудь я познакомлюсь с твоим папой. Может быть, на родительском собрании.