Записки Старого Дурака. Тетрадь первая - стр. 11
В прекрасных замках Англии имелся узкий задний замок для прислуги. Серванты сновали туда-сюда, вынося переполненные лордами горшки. Преодолевать крутые лестницы, не пролив ни капли, было невозможно. Часть, разумеется, выливалось через окно, ну а твердые фракции выносились в клозет, кладовую, там их и мыли.
Из дальних странствий возвратясь, я оказался на своей лавочке во дворе. Ко мне сразу же подбежал Гудзак, встал на задние лапы, передние грязные положил мне на колени и попросил рассказать, как дела там на его малой родине. Хвост его неистовал. «Как бы он его не вывихнул», подумалось мне.
За преданность он получил от меня сардельку, привезённую прямо из Парижа. Мешок добра сразу же улёгся у моих ног и принялся за сардельку. Внимательно приглядевшись, я заметил, как он обрусел. До ветру он выбегал на двор, правда, на соседний, а по маленькой нужде как в Европе, один к одному. Любое дерево нашего двора может это подтвердить.
Гудзак продолжал добросовестно работать. Тут и там был слышен его брёх. Когда вышли автовладельцы лексуса, он подбежал, чтобы поприветствовать и спросить всё ли в порядке, однако был грубо прогнан. Супруга с характерным южным говором даже применила ногу.
На следующее утро они вышли как всегда, чтобы сесть в машину и уехать. На этот раз Гудзак к ним не подбежал. Вдруг они заметили, что одно колесо было…Супруги тихо и злобно о чём-то поговорили и уехали. Вечером они вернулись, поставили, как обычно, машину на лучшее, хорошо освещённое место и под видеокамеры наружного обозрения.
В полночь парочка вышла из подъезда, подошла к Гудзаку, который отдыхал после напряжённого трудового дня на своей циновке и видеокамеры увидели, как супруг прижал доверчивого Гудзака к земле, а супруга перерезала горло собаке.
Карателей вычислили сразу. Во дворе собрались огромная толпа возмущённых людей. Среди толпы сновали туда-сюда участковый, приехали журналисты. Я и не знал, какое огромное количество друзей имел виконт Гудзак де Брюхель!
Дня через два я взял белую краску, нарисовал белый квадрат на стене как раз над тем местом, где погиб замечательный пес, сделал надпись. Уже вечером на циновке я увидел тюльпан.
Лавочка, на которой я сидел, мне казалось неуютной, стоящей на том месте и дни стали короче, а ночи длинней. А вот и моя Ксантиппа! С Волокушей! Она остановилась на секунду около меня и сказала: «Это ты, старый дурак, там?» Это был намёк на мемориал. Я ничего не ответил.
Ксантиппа пошла дальше и вдруг остановился у угла, открыла сумку, достала цепь, оторвала сосиску и положила рядом с тюльпаном.