Записки сенатора - стр. 49

он говорил: «не так, чтобы так чтобы очень, а так!», вместо: как хочешь – «коли хочешь, как хочешь, а не хочешь, как хочешь». При таком защитнике плохо приходилось балтийцам, вступался за них же Лазарев (Андрей), да и этот брал голосом и грозно произносимыми «хм! черт возьми!». Князь забавлялся и отчасти назидался спорами обоих лагерей и нарочно травил их друг на друга. Говорил он с ними о море, о парусах, о лоции, не вдаваясь ни в какие суждения о политике, об администрации, о дворе. Я был беспрестанно отзываем им в сторону для обмена несколькими словами. Только я бывал в его каюте с ним наедине, иногда по целым часам; все прочие приходили к нему только in corpore. Штаб называл меня Бурьеном, в честь наполеоновского Bourrienne, а экипаж – дохтуром, потому что я был в форменном сюртуке без эполет.

Князь вводил тогда черноморские сигналы, им дополненные и усовершенствованные, и потому на палубе почти целый день давали сигналы, ежели не были заняты эволюциями. Эволюции производились деятельно, трудные и смелые, к каким балтийские эскадры не привыкли. Один раз, когда князь приказал флоту, идущему в порядке кораблей, следующих друг другу в кильватер на расстоянии только одного кабельтова, поворотить оверштаг при довольно слабом ветре, «Кульм» не сумел поворотить, попятился и столкнулся с кораблем, за ним шедшим. Они оба, казалось, едва двигались, но, коснувшись, произвели суматоху ужасную; полкормы «Кульма» полетело в море; бугшприт другого рассыпался вдребезги, а реи обоих сцепились и крушили друг друга. Серебряков только что воротился с берегов Абхазии; он, сняв мундир, спал крепко в своей каюте. Проснувшись от треска, увидел борт с орудием, глядящим в порт каюты; полуочнувшись, схватил он саблю и в рубашке с саблею в руках выскочил на палубу; он думал, что это абордаж турецкого корабля. Общий хохот!

Флотские офицеры играли вообще жалкую роль в обществе; ко двору их не приглашали, да и в частных гостиных Петербурга их не встречалось. Они веселились по-своему у себя в кронштадтском кружке. Кампания 1830 года дала им другое значение, князь приглашал их к себе, и когда бывали приглашения гвардии ко двору, князь испрашивал соизволения государя приглашать и флотских офицеров. Флот был не на уровне с гвардией, но поскольку государь жил летом в Петергофе, против морского порта, то князь Меншиков под этим предлогом и ввел флот в струю гвардии. В то время были уже и флигель-адъютанты из моряков, двое: граф Гейден – в награду за наваринские подвиги отца, и Казарский – командир прославившегося брига «Меркурий».