Записки психиатра. История моей болезни - стр. 10
Итак, мое второе положение: перечень отдельных частных причин невменяемости практически нимало не поможет делу определения способности ко вменению в каждом конкретном случае, если в самом перечне причин не будет законом указана та степень, с которой действие каждой данной причины должно считаться обстоятельством, уничтожающим способность ко вменению.
Теперь изберем другой путь: вместо того, чтобы стремиться к невозможному, вместо того, чтобы хотеть перечисления в законе всех отдельных специальных форм душевных недостатков и страданий, поставим в законе лишь один общий критерий невменяемости, общее ее определение, которое, разумеется, и должно совместить в себе, как в фокусе, все возможные конкретные случаи этого рода. Для людей, привыкших оперировать с обобщениями, этим будет дано все, что для дела требуется. Но к общему определению невменяемости комиссия, разумеется, имея в виду то, что не все умеют обращаться с общими формулами, одним словом, имея в виду публику и присяжных, присоединила, как она говорит, «общую и широкую обрисовку причин невменяемости». Утвердив критерий, она, разумеется, имела право ограничиться для причин обрисовкой общей и широкой, потому что имела право совершенно опустить всякую обрисовку причин. Во всяком случае, относительно 36 ст. нового уложения, в том ее полном виде, в каком она напечатана в проекте редакционной комиссии, я по существу дела ничего не имею сказать.
Но совсем другой смысл получит для меня редакция 36-й статьи, если изменить ее таким образом, что, выкинув общий критерий невменяемости, т. е. выкинув именно ту часть статьи, в которой заключается весь смысл ее, оставить на месте лишь аксессуары. После обработки в прошлом заседании нашего Общества 36 статья уголовного уложения получает приблизительно следующий вид.
«Не вменяется в вину деяние по следующим причинам: 1) по недостаточности умственных способностей; 2) по болезненному расстройству душевной деятельности и 3) по бессознательному состоянию».
Только и всего?
Спрашиваю теперь себя, насколько мне будет удобно руководствоваться этою статьею в судебно-медицинской практике, и, положительно, становлюсь в тупик.
Во-первых, недостаточность умственных способностей как врожденная, так и приобретенная есть вещь относительная. Относительно самого умного из присутствующих здесь лиц я прямо считаю мои умственные способности недостаточными, но неужели из этого следует, что я должен считать себя постоянно пребывающим в состоянии невменяемости? Такого вопроса я не в состоянии разрешить, если не прибегну к помощи психологического критерия вменяемости, того самого критерия, который вычеркнут из 36-й статьи членами этого Общества в прошлый раз, но который заимствован редакционной комиссией не у «метафизиков», как некоторым (по очевидному недоразумению) показалось, а из физиологической психологии, неизбежно составляющей основу для рациональной психиатрии. Впрочем, уже в прошлый раз некоторыми членами было замечено, что для недостаточности умственных способностей необходима мерка, и потому было предложено, в качестве специального критерия недостаточности умственных способностей, сохранить в проекте закона выражение «понимание свойства и значения совершаемого». Но это выражение соответствует лишь первой половине психологического критерия свободного действования; если соглашаться, что аршин необходим, то незачем ломать аршин надвое и мерить вещи лишь одной половиною настоящей меры; зачем же исключать «способность руководиться понятым в своих поступках» или, другими словами, «возможность выбора между различными из одновременно представляющихся сознанию мотивов действования»? Я утверждаю, что и для недостаточности умственных способностей, все равно как и для второй причины невменяемости, т. е. болезненного расстройства душевной деятельности, нужен полный критерий вменяемости, полный критерий свободы волеопределения.