Записки провинциальных сыщиков - стр. 24

Видя, что тут ничего не добьешься, я оставил десятского с понятыми у Воронова смотреть за ними, а сам, взявши младшего сына Петра, отправился к соседнему помещику Гапоненко и там начал расспрашивать. Хотя Петр немного оправился, но таки в нем были заметны волнение и страх. Долго пришлось его уговаривать и увещевать, чтобы он сознался; я объявил ему, что брат его уже сознался, но я хочу еще и от него услышать, как было дело. Тогда он в присутствии Гапоненко рассказал следующее: еще накануне происшествия брат его водил в степь и говорил, что в эту ночь он его возьмет к старику Грицаю, что ему там нужно взять семена для баштана[15] и что когда он будет идти, то разбудит его. Действительно, ночью Николай разбудил его, и они степью и вброд через реку, а потом через огород, пришли к избе Грицая. Николай оставил его у ворот и приказал ему смотреть, чтобы никто не пришел, а сам постучал в окно. Что там происходило – он не видел и не знает, но слышал скрип отворяющейся двери в избе и вслед затем вскрик старика.

Потом, через несколько минут, брат вернулся к нему, и они ушли домой тем же путем. По возвращении домой, так как у них было белье мокрое от перехода через речку, то они зашли в свою клуню[16] и там переоделись в приготовленное заранее белье. Он из клуни вышел раньше, а затем [вышел] его брат, и они отправились в дом спать. В доме отец и сестра спали. Что случилось со стариком Грицаем, он не знает, но помнит, что когда они проходили мимо избы, то там слышался крик. Петра я оставил под присмотром у Гапоненко, а сам опять возвратился к Вороновым и обыскал Николая Воронова, но ничего не нашел. Затем я зашел с понятыми в клуню, где нашел две пары мокрого нижнего белья и спрятанный в соломе кровли полотняный сверток, в котором оказался карман, отрезанный от холщовых штанов, и в нем 275 рублей денег разными кредитными билетами. Николай Воронов сознался во всем и вместе с братом был передан суду.

После этого, спустя месяца два-три, я был в клубе и засиделся с компанией почти до рассвета. Перед моим уходом из клуба прибежал ко мне крестьянин из предместья Рыма с заявлением, что живущую по соседству с ним старуху дворянку Саржеву в эту ночь душили и ограбили. Так как это было верстах в трех от города, то я крестьянина отпустил, сказав, что сейчас приеду, а сам отправился на станцию, приказал запрячь в перекладную лошадей и, взяв с собою двух десятских, отправился на место происшествия. Приехал я, когда совсем рассвело. Саржевой уже не было дома; она, как мне сказали, ушла к соседям. Я пригласил ее в дом и приступил к расспросам, причем она рассказала следующее.