Записки Обыкновенной Говорящей Лошади - стр. 20
Пора переходить к 1970–1980-м, то есть к Москве эпохи застоя.
В эти годы, по-моему, происходило то же самое, что и раньше, но только, так сказать, втихую.
Воров стали называть несунами, и они растаскивали государственную собственность понемножечку, по винтику, по гвоздику. Продукты исчезали не сразу, как при Сталине, а постепенно. Диссидентов душили в подворотне, а не прилюдно. Престарелые вожди, с виду почти безобидные, губили все живое. И система, которая, казалось бы, разваливалась, на самом деле была еще прочна.
В ней вызревали, как в террариуме, и нынешние черносотенцы типа Дугина, и нынешние авантюристы-миллионеры, которые поразбежались по офшорам и разным экзотическим островам, и теперешние главари криминальных шаек. И пока завлабы в «розовых штанишках», интеллигенты из НИИ и из университетов проводили свои судьбоносные реформы, чтобы превратить Россию в свободную, процветающую, демократическую страну, гады из террариума захватывали позиции и в промышленности, и в культуре. И оказались они в 2010-х годах там, где они оказались…
Но не моим старушечьим пером все это описывать.
Ну а что происходило в это время в Москве?
В Москве в 1970 году фактически задушили «Новый мир» Твардовского, а сам Твардовский скончался. В 1974 году разогнали «Бульдозерную выставку». А в 1979 году писатели выпустили самиздатский журнал «Метрополь», авторов которого – известных поэтов и писателей – долго и нудно ругали и, как могли, притесняли. Выслали из страны Нобелевского лауреата Солженицына. Вся Москва по ночам слушала заграничное радио – чаще всего Би-би-си и комментатора Анатолия Максимовича Гольдберга. Москвичи слушали, а власть глушила. И казалось, что так будет продолжаться вечно.
Впрочем, мне уже ничего не казалось. Моего сына, участника «Бульдозерной выставки» и одного из создателей нонконформистского искусства в России, вынудили эмигрировать. Сын с семьей, а стало быть, с моим трехлетним внуком Данечкой, выехали в 1977 году на ПМЖ, то есть на постоянное место жительства. Предварительно у сына все отобрали и, как водится, объявили его персоной нон грата, которой въезд на родину был запрещен навеки. А мне и мужу тоже запретили поездки за границу. И тоже навеки. Не дай бог, увидимся с сыном где-нибудь в чужой стране.
Единственное, что я заметила в Москве в то время, – это передвижение номенклатуры среднего звена с окраин к центру. Тихо-тихо возводились для крупных чиновников чрезвычайно добротные, но довольно одинаковые дома в районе Сивцева Вражка и Гагаринского переулка, а также в районе Пречистенки – Остоженки и в переулках вокруг них. Естественно, жертвой нового строительства стали старые особняки. В частности, снесли домишко в Большом Власьевском переулке, где много лет жили мои родители и мы с мужем и с маленьким Аликом. Жили в одной перегороженной комнате.