Записки о Терпелове. трилогия «Ангелы» - стр. 15

Не устаю твердить, что пьяницы – это сумасшедшие люди и сажать их надо не в тюрьму, а в тюрьму для сумасшедших. Но, но, но…

Вышел он через три года, по амнистии. Наталья, жена, его в дом не впустила. Выкинула его вещички. Отец Коли, старый-престарый человек смотрел на сына с крыльца и плакал:

– Уходи, уходи ты от нас!

Коля повернулся и пошел на кладбище. Здесь, у могилы Максима, он действительно, осознал, что убил человека. Вспомнил себя молодым и ужаснулся, что не дал жить Максиму, не дал узнать первую любовь, не дал заработать первый рубль, не дал Наталье понянчиться с внуками. И только тогда до него дошел весь кошмар содеянного. Спустя три года тюрьмы, наконец-то, сквозь омут пьянства и идиотизма у Коли проснулась душа.

Он ушел из поселка и больше никто и нигде его не видел, так и бродит где-то по России, бездомный и глупый человек, утопивший свой разум и совесть в винище, убийца ребенка.

* * *

Валерка в своей собственной комнате неоднократно бил стекла окон. Вечно, одна рама зияла пустотой, зимой он затягивал ее целлофановой пленкой, иногда, когда бывали у него деньги, покупал стекло и вставлял сам. Но проходило какое-то время, появлялась у Валерки очередная сожительница, которая чем-то ему не угождала, например, разогревала суп слишком уж горячо или недосаливала, мало ли к чему может придраться дурак?! И в окно летела тарелка, которую швырял раздраженный Валерка. Стекло разбивалось вдребезги и начиналась та же история с пленками, холодами. Вообще окно у Валерки почти всегда бывало распахнуто, в комнате стоял специфический запах, потому как ее хозяин использовал вместо туалета разные стеклянные банки, бутылки из-под пива. Посуда вместе с содержимым летела в раскрытое окно на «радость» дворникам, а то и ставилась в тумбочку, и замечательный аромат распространялся по всей комнате да и в коридоре общежития в связи с этим тоже «хорошо» попахивало. Соседи, естественно, как все прочие дорогие россияне, терпели и никуда не жаловались, но вероятно они бы чрезвычайно обрадовались смерти Валерки и даже наверняка станцевали бы на его могиле и потому он ходил, чувствуя их ненависть весьма осторожно, обходя далеко стороною их окна…

* * *

Валерка долго говорил, и все об одном и том же. Одинаковые фразы сыпались одна за другой. Однажды он так достал своего десятилетнего сына, что тот взял и записал его на микрофон, на компьютер. Ночью, когда пьяный Валерка наконец-то угомонился, сын включил запись на полную мощность и по комнате раскатился глухой и нудный голос, рассказывающий и рассказывающий об одном и том же. Валерка сразу же очнулся, вскочил и протрезвел от собственного занудства.